Образцы, с помощью которых он устанавливал профиль распада различных веществ, были взяты из тел антропологической лаборатории. Из восемнадцати тел взяли семьсот образцов. Трудно описать словами эту работу, особенно на поздних этапах разложения, особенно в случае некоторых органов. «Мы должны были перекатывать тела, чтобы добраться до печени», – вспоминает Арпад. Образцы мозга он обычно брал через глазные орбиты. Интересно, что рвотный рефлекс вызвало у него не какое-то из этих занятий. «Прошлым летом, – говорит он слабым голосом, – я вдохнул муху. Я чувствовал, как она жужжит у меня в горле».

Я спросила у Арпада, как он может делать подобную работу. «Что вы имеете в виду? – спросил он в ответ. – Вы хотите знать, что происходит в моем мозгу, когда я отрезаю кусочек печени, а все эти личинки высыпаются на меня, а из кишок брызжет сок?» Я хотела задать вопрос, но промолчала. «На самом деле я не обращаю на это внимания, – продолжал он. – Я пытаюсь сконцентрироваться на важности моей работы. Это ослабляет экстремальность ситуации». Что касается человеческого происхождения образцов, это больше его не волнует. Хотя раньше волновало. Именно поэтому он кладет тела на живот – чтобы не видеть лиц.

Этим утром мы с Арпадом едем на заднем сиденье автофургона, который ведет милый человек по имени Рон Валли – один из работников ОРНЛ, ответственный за связи со средствами массовой информации. Рон останавливает машину на площадке в дальнем конце участка Медицинского центра УТ, в секторе G. В жаркий летний день на паркинге сектора G всегда можно найти место, и не только по той причине, что отсюда до госпиталя идти довольно далеко. Сектор G огражден высоким деревянным забором, по верху которого проходит колючая проволока, а с другой стороны от забора располагаются тела. Арпад выходит из машины. «Сегодня пахнет не так сильно», – сообщает он. Его «не так сильно» произносится таким сверхоптимистичным тоном, каким говорят с супругом, наехавшим на любимую клумбу, или комментируют не слишком удавшуюся в домашних условиях окраску волос.

Рон, который начал путешествие в бодром настроении, показывал мне местные достопримечательности и пел вместе с радио, теперь имеет вид приговоренного к смерти. Арпад просовывает голову в окно: «Вы пойдете с нами, Рон, или снова будете прятаться в машине?» Рон выходит и хмуро следует за нами. Это его четвертый поход в сектор, но он никак не может привыкнуть. Дело не в том, что здесь мертвые (Рон многократно видел тела погибших в автокатастрофах людей, когда работал репортером в газете), его смущает вид и запах гниющих тел. «Этот запах преследует вас, – говорит он. – Или вам так кажется. После моего первого визита мне пришлось двадцать раз вымыть лицо и руки».

Сразу за воротами на столбах установлены два старых почтовых ящика, как будто кто-то из обитателей сектора хотел убедить почтовых работников в том, что смерть, как и дождь, снег или град, не в состоянии помешать регулярной работе почтовой службы США. Арпад открывает один из ящиков и вытаскивает из него бирюзовые хирургические перчатки – две для себя и две для меня. Рону он не предлагает.

«Давайте начнем там», – Арпад показывает на тело крупного мужчины, находящееся от нас на расстоянии приблизительно десяти метров. На этом расстоянии вполне можно вообразить, что мужчина просто задремал, однако положение рук и полная неподвижность выдают перманентность его состояния. Мы идем в сторону тела. Рон остается около ворот, с сосредоточенным видом рассматривая устройство почтовых ящиков.

Как многие толстые мужчины в Теннесси, этот одет в удобную одежду: на нем тренировочные штаны и футболка с карманом. Арпад объясняет, что этот человек одет, поскольку один из студентов изучает влияние одежды на процесс распада тел. Обычно тела голые.