Ходили часики исправно, тихо, показывали правильное время. Михаил повертел их в руках и спросил:

– И как же ты до сих пор живой ходишь? Тебя, Коля, давно по России специально натренированные люди ищут, да никак не найдут!

Колян помолчал, часы вновь на руку надел, под самый рукав глубоко засунул.

– Теперь и ты понимаешь, что всё не так просто. При попытке продать их уже можно сгореть, убьют и глубоко в землю закопают так, чтобы никто не нашёл. А выбросить тоже жалко! Красота-то какая! Евгения моя ещё не видела. Да, думаю, и не увидит, буду прятать. Хотя от собственной бабы спрятать что-то вряд ли удастся. Но и показывать нельзя, женщины – народ болтливый, где-нибудь вякнет и всю семью вырезать могут…

– И что ты теперь думаешь с ними делать? Все равно тебе нужно с ними расстаться, так же ведь?

– Не соображу пока, Мишань! – понурил голову дружок, даже не чувствовалось, что его хмель брал. – Я ведь и уехал в спешке, поскольку показалось, что следить за мной какой-то хлыщ начал, росточка небольшого, но морда у него злая очень, на собачью похожа! Конечно, у страха глаза велики, но как всё это представил: подойдут во дворе дома, где я живу, скажут, чтобы часы вернул. Вернуть-то я их верну, но наверняка зарежут или застрелят. Сейчас свидетелей всегда убирают, раз ты его глазами видел, то и сдать можешь. Поэтому лучше убрать со света долой! Разве не так?

– Я в Москве не работал, порядков не знаю, – с усмешкой ответил Говоров. – Но, похоже, что ты близок к истине, но и подсказать мне тебе нечего.

Посидели они ещё, допили второй пузырь. Михаил по самое не балуйся набрался, давно так не пил, перед глазами всё расплываться стало, а Коляну хоть бы что!

– Пойду я, – наконец решился он. – Время уже позднее, Женька, наверное, волнуется, хотя я её предупредил, что у тебя побуду, давно не виделись. Света – Светлячок мой – ложится рано, та давно, конечно, дрыхнет! Вот не веришь мне, а была бы у тебя такая милая дочка – тоже радовался бы жизни и не жалел о женитьбе. Что бы там у меня в Москве не было, а люблю я их – баб моих – до страсти… – он помолчал минут пять, а затем добавил:

– Боюсь я за них, Мишань! Нужно когти отсюда драть побыстрее, а не то найдут и их вместе со мной положат!

Наутро была суббота, к семи часам Коля вновь пришёл, трезвый, как стёклышко, но в глазах страх прячется. В руках – сумка с вещами, похоже, что собрался в дорогу.

– Вычислил тот хлыщ меня! – с порога буркнул дружок и прошёл в комнату. – Если ты мне не поможешь, то я – пропал!

– С чего ты взял? – удивился Говоров. Найти человека, проехавшего из столицы неизвестно в каком направлении полтысячи верст, не так уж просто. Для только что вскочившего с кровати парня, голова у Михаила работала нормально.

– Видел я его на вокзале. Ходил сегодня раненько расписание посмотреть и определиться, в какую сторону рвануть на первое время, а он в пассажирском зале на лавочке прикорнул и спит. Язык свой собачий опустил с лавки и похрапывает. Хорошо, что я сразу его заметил от входа и моментально к тебе рванул. А что ты удивляешься? Если догадались по стройкам поискать – мужик я рослый, в глаза сразу бросаюсь, – то могли нечаянно наткнуться на столичных работяг, с которыми тружусь. Когда я там у ресторана в грязи ковырялся, охранники ещё оставались у входа и на меня внимание, конечно, обратили. А в конторе, где я числился, не сложно найти мой адресок. Тут меня и накрыли, не знаю, успею ли уехать. Придётся такси до ближайшего районного центра нанять, а там уже сесть на электричку.

Пока Михаил приводил себя в порядок и готовил глазунью, Колян созвонился со знакомым таксистом, договорился с ним, затем ещё раз предупредил жену, чтобы никому постороннему не открывала дверь и лучше бы притаилась на пару дней с дочерью у старушки-соседки на верхнем этаже.