– Вы имеете в виду главнокомандующего Северным альянсом Ахмадшаха Масуда? – уточнил он.

– Да, главнокомандующего. Меня теперь наши главнокоманующие трясут, отчего это мои люди в обход внешней разведки с Масудом сносятся и арабскими террористами занимаются.

– Террористы, непосредственно угрожающие России, – наш профиль. Как я понимаю. А арабские они, чеченские, солнцевские или коптевские – это вопрос статистики для теоретиков из аналитических отделов.

Востриков поднял голос, и Вася вдруг догадался по ломкой ноте, что начальник – существо несчастное, затравленное, одинокое.

– Тебе незачем понимать, Кошкин! Ты что себе думаешь? Тут покруче твоих дружков люди есть… Ветераны! Родина знает, кого в генералы… Побегаешь у меня в служках-дружках! Ты мне чтоб через месяц все об этих хулиганах раскопал, чтоб ни днем позже. А то я тебе звезды укорочу, узнаешь меня!

– Слушаюсь! – буркнул Вася.

«Узнаю. Кишка у тебя тонка меня разжаловать». Опытный Кошкин предположил, что общие разговоры о том, что освобожденные его группой заложники как-то связаны с Масудом, докатились до верха, там проявили интерес, и теперь Востриков хочет прошустрить, выслужиться вперед разведки. Вот и стоит трехзвездный Вася Кошкин на ковре, как нашкодивший школьник в кабинете директора. Стоит и думает, кому же он теперь служит, какой «внутренней родине»? Впрочем, спорить с генералом бесполезно. Вася просто махнул рукой и решил забыть на неделю о вздорном генерале. На Руси обещанного три года ждут. А теперь даже и в ФСБ.

Однако Востриков напомнил о себе гораздо раньше, чем ожидал Василий. Уже в тот день, когда Паша Кеглер бежал со своими пленками в московское бюро ZDF и готовился брать приступом эксперта Балашова, Кошкин снова отдувался в кабинете генерала. На этот раз Вострикова будто подменили, из него сдули воздух, так что тело обвисло на худой душе, что тебе тряпье на заборе.

– Ну вот, Кошкин. Дождались. А я ведь просил вас. Просил ведь разобраться… Просил…

Кошкин понял, что так изменилось в Вострикове: тот приобрел нечто сугубо штатское. «Может, опять переводят? Куда-нибудь в Газпром или НТВ укреплять?» – предположил Вася.

– Работаем, товарищ генерал. Не покладая рук.

– Работаете. Знаю, как вы работаете… Генерал… Знаю, какой я вам генерал… – Востриков встал из-за стола и подошел к Кошкину так близко, что тот даже отступил на шаг – иначе он смог бы упереться взглядом в желтенькую, размером с восковой пятачок, макушку.

– Говорят, у тебя, Кошкин, всегда фляга с эликсиром при себе. Вместо табельного…

– Кто такое говорит, товарищ генерал? Слуховщина это. Врут завистники.

– Брось, полковник. Не простые здесь вы, а мне в простоте острая потребность.

Вася заметил, что Востриков изрядно пьян. Зная способности начальника по «этому делу», он предположил, что генерал не просыхет минимум с их предыдущей встречи. Глубокие морщины на пиджаке подтверждали эту догадку.

– Что разглядываешь? Доставай свое табельное.

Кошкин после секундного размышления полез в карман. Было утро, фляжка приятно, полновесно и послушно легла на ладонь. Генерал чмокнул и пригубил из горла.

– Вот ты, полковник, тоже знал? – с капризной ноткой в голосе спросил Востриков и покрутил на кошкинском пиджаке пуговицу. – Все у нас, оказывается, всё знали… А я…

Генерал произвел еще один жадный глоток, вернул фляжку, вскинул птичью головку и пронзительно посмотрел на Кошкина.

– И как вы все с этим жили, а? Ты скажи мне, Кошкин, как вы жили, если знали, что все вот так…

Василий вдруг понял – у Вострикова не дома беда и не разжаловали его пока, тут другое: Вострикова смял каток истории. Бывают такие люди. Вася в своей боевой жизни видел, как генералы запивают на недели, как пытаются стреляться или адъютанта пристрелить. Но чтобы так развезло? Из-за американцев, из-за пиндосов, что получили для острастки на другой щеке земли?