Мы установили, что комментарий Саадии Гаона нельзя относить к каббалистическим текстам; мы пришли к выводу, что другой трактат, изобилующий каббалистическими аллюзиями, следует вывести из этого списка в силу того, что время его написания и авторство вызывают споры; в труде рабби Авраама наличие зогарического элемента не вызывает сомнений, к тому же он относится к той школе, которой Грец и другие исследователи приписывают создание Книги Сияния. В этом комментарии есть специфическое различение высших и низших сфирот, что не только характерно для Зогара, но и свидетельствует об определенной связи рабби Авраама с позднейшей Каббалой Ицхака Луриа>11. Кроме того, там присутствует доктрина Непознаваемого Бога, «Причины причин, непостижимого ни для кого, кроме Его Самого», пребывающего вне всякого различения и всякого модуса бытия. Учение Саадии не достигает законченной формы Зогара, а его концепция Божественной Сущности представлена, в известном смысле, в более латентной и неразвитой форме, чем учение об Эйн-Соф, Non Ens, которая сама по себе отличается Саадией от Кетер, Венца Творения на том весьма примечательном основании, что «акцидентальное не может быть создано из сущности, как Res из Non Res, или Non Ens», тем самым делая проблему актуализации (эманации) явленного универсума неразрешимой. Подобная точка зрения резко контрастирует с теософией Зогара. Во всем остальном Эйн-Соф нашего комментатора описывается в терминах, почти полностью совпадающих с учением Зогара. «Ему невозможно присвоить ни единство, ни множество, поскольку нельзя присвоить единство тому, что непостижимо по существу», что обосновывается тем, что число есть акциденция, соприродная миру протяженности, места и времени.
Из менее значительных расхождений с Зогаром можно упомянуть предпочтение по значению, отдаваемое автором комментария букве Алеф перед Бет, которой начинается Книга Бытия; эта буква есть форма всех букв, и все пути мудрости содержатся в ней, но по универсальному модусу. В комментарии, кроме того, прослеживаются черты специфической системы ангелологии, которая в дальнейшем получит существенное развитие в учении толкователей Книги Сияния.
Прежде чем расстаться с этим комментарием, отметим предполагаемую связь автора с Авраамом Евреем>12, фигурирующим в алхимической литературе. Завещание этого таинственного персонажа превратило легендарного Николаса Фламеля из простого нотариуса в искателя Великого Дела, поиск которого по его повествованию увенчался успехом. Этот документ был написан для народа Израиля, рассеянного гневом Божиим по Франции, тем, кто именовал себя «священником, князем, левитом, астрологом и философом». Описание, служащее нам единственным свидетельством об этом, приведено в другом завещании, принадлежащем якобы Николасу Фламелю; в одной из своих книг я доказывал, что этот документ нельзя считать подлинным>13. Оба документа относятся к корпусу алхимической литературы, которую здесь обсуждать неуместно; вместе с тем следует сказать, что попытка отождествить Авраама Фламеля с комментатором Сефер Йециры, предпринятая Элифасом Леви, не только связывает алхимию с Каббалой, что само по себе совершенно необоснованно и не имеет даже намека на обоснование, поскольку в тексте еврейского комментатора нет и следа возможного алхимического прочтения. Кроме того, Авраам-каббалист относится по времени к XII в., тогда как Фламель на два столетия младше; что касается книги, на которую он ссылается, то, даже если принять гипотезу Леви, представляется маловероятным, чтобы подобное произведение существовало в еврейской среде на протяжении столь длительного времени и о нем не осталось никаких сведений.