Наши взгляды пересекаются. Помню, когда я впервые её увидел десять лет назад, она показалась мне неискушённой провинциалкой, только-только окончившей школу и впервые прибывшей в большой город. К её лицу словно навечно приклеилась маска изумления. Сейчас же передо мной стоит независимая, раскованная женщина, осознающая, какими прелестями обладает, однако погрязшая в разврате, шокирующая окружение, сделавшая свою персону главным достоинством неприличного заведения. И при всём при том она взобралась на вершину славы, когда я пал так низко.

– Сколько лет мы живём бок о бок, сталкиваемся чуть ли не каждый день в лифте, я слушаю и знаю наизусть весь твой репертуар, а ты так ни разу и не пригласил меня к себе, – говорит она просто, без церемоний окидывая взглядом едва освещённое помещение.

Она давно перешла на «ты», я не был особо против, ведь старше всего на шесть лет. Не такая большая разница, чтобы важничать, но помнится, она начинала с того, что обращалась ко мне, как к уважаемому музыканту, точно я был мировой знаменитостью. Интересовалась моим здоровьем первые несколько месяцев. Аксель тогда объяснил мне, что в мелких городишках Среднего Запада все друг друга знают и что у них так принято, и добавил, что Рози здоровалась со всеми прохожими на улицах в первые два дня своего пребывания в Нью-Амстердаме.

– Не думал, что тебе может быть интересно у старого пьяницы, – отзываюсь я. Уже привык называть вещи своими именами.

Рози игнорирует мои слова.

– Я пришла попросить какой-нибудь источник света. Дома темно, хоть глаз выколи. Глупо, но у меня ничего нет на такой непредвиденный случай. Я и не предполагала, что подобное может случиться. Не знаешь, в чём причина этого безобразия?

– Какая-то крупная авария, раз даже уличные фонари не горят. Больше ничего не знаю, не могу дозвониться на станцию, – тут я немного приврал, но не говорить же ей правду.

– Да-да, верно, авария. Я слышала об этом в двух местах – от нашего швейцара и на выходе из кинотеатра. Я была в «Ретросинемаскоупе», когда всё это случилось. Экран погас на середине сеанса. Такая жалость! Деньги за билет вернули, но всё же… Я решила вернуться на такси. Не хотелось бродить в темноте, хотя пешком гулять я люблю. Но ты это знаешь, верно? Поэтому будь паинькой, одолжи фонарик, хоть какой-нибудь самый маленький, ладно? Только побыстрее, а то есть хочется. Холодильник потёк, наверное, но сейчас я готова умять, что угодно.

– Прости, Рози, мне нечего тебе одолжить. У меня только это, – я раскачиваю фонарём, и полутени пляшут по её лицу. – Если хочешь, можешь остаться у меня, пока свет не дадут. Еда для тебя найдётся. Не против?

Другого случая может не представиться, ведь я так давно мечтаю поговорить с этой красоткой, вызвать её на откровенность. Пришло время задать ей интересующие меня вопросы, чего бы это ни стоило.

– Нет, – она легко соглашается. – Всё равно из-за этой темноты все планы нарушились.

– Тогда на кухню, – я указываю путь, светя фонарём.

– У тебя точно такая же квартира, как у нас! Один живёшь?

– Сейчас да.

– Слышала, ты в очередной раз потерял работу. Ты поэтому больше не упражняешься?

– Да, – я морщусь. – Но давай не будем об этом.

– О’кей. О! – она смеётся. – Представляешь, я до сих пор не знаю, как тебя зовут на самом деле. Про себя я прозвала тебя Трубачом ещё с давних пор. Но, может, ты из тех людей, кто предпочитает обращение исключительно по имени?

– Так и есть. Фред, – скупо представляюсь я, игнорируя её многословную болтовню, и кладу фонарь на стол так, чтобы удобно было заниматься нехитрым ужином для Рози. Она по-хозяйски усаживается близ окна, где до этого предавался грёзам я, и привычным жестом неодобрения отодвигает чуть в сторону пустые бутылки. Грехи парочки снизу направлены лишь в одну сторону. Но… каждому своё.