Кайя с громоздким Тали в охапку перелезла борт, опасливо оглядываясь по сторонам. Под грязной высокой стеной на сваях стояла видавшая виды хибарка, из трубы ее вился слабый дымок. И все. Больше на мокрой грязной илистой земле не было ничего, кроме голого кустарника.

– Пошли, познакомишься с Юки, моей женой, – позвал Укко, с кряхтением поднимаясь по шатким ступеням в это единственное подобие домика.

Каарине ничего не оставалось, как последовать за ним. Талисман послушно полез наверх смешными прыжками.

Юки оказалась довольно хмурой и немногословной особой с неразгибающейся спиной и замызганным платком, повязанным поверх седых коротких прядей волос. Лишний раз расспрашивать мужа не стала. Колдуя у крохотной печурки в единственной темной комнате с тем самым затхлым запахом тины, что исходил от Укко, она не уронила ни слова, после того, как Укко кратко изложил историю появления гостьи. Кайя с содроганием осматривалась кругом, пусть горевшая на деревянном грязном столе единственная свеча и не давала глазам разгуляться. Укко уселся на грубо сколоченный табурет, копаясь в собственной бороде, в глазах его порой начинали прыгать задорные искорки. Впрочем, Каарине могло и показаться. Печеных окуньков и хлеб ели в неловком молчании.

– Свел бы ты ее к Ромуальдо, – изрекла Юки, убирая чугунок со стола.

В свете свечки оказалось, что ее лицо не так уж и старо, а глаза совсем не злые и не сердятся нежданному гостю, а потому бояться нечего.

– Кто такой Ромуальдо? – уточнила Кайя, засовывая в рот последний кусок кукурузного хлеба.

Тали досталась добрая его половина, но бутуз все равно с надеждой зыркал по углам.

Укко нахмурился. Его морщины проступили темными полосами на обветренном лице.

– Я думал об этом, но он-то мужчина, – старик покосился на косы Кайи.

– Любому мужчине, одинокому или не нет, нужна хозяйка в доме, – возразила Юки веско. – А ей нужна крыша над головой. К тому же, она совсем еще ребенок. Сколько тебе, Кайсу?

– Пятнадцать, – тихо отвечала Каарина, встревоженно вглядываясь в лица своих новых друзей.

– Вот видишь, – ответила Юки мужу.

– В иных краях в таком возрасте уже замуж идут, – покачал Укко головой.

– Благо, на севере все проще, – проворно закончила Юки разговор. – Да и инвалид он. Сам знаешь, от помощи не откажется.

– Сама знаешь, что откажется, – хватался за последнюю соломинку Укко.

– Слова людей редко соответствуют истинным мыслям. Да и если кто поможет ей с учебой, так это твой цыган. До темноты успеешь обернуться, – и, прихватив ведро, Юки вышла за дверь.

Было слышно, как тарахтит пустая жесть, пока она спускалась.

– Ладно, ладно, – проворчал Укко и тяжело поднялся.

Он и сам понимал, что невозможно было себе позволить оставить эту девочку в их лачужке, просто надежда… умирает последней, да?

– Ступай за мной, Кайя. Да не бойся, – заметил старик в ее глазенках страх.

Хотя Кайе казалось, что она разучилась уже бояться.

Они спускались по ступеням; сумерки понемногу начинали захватывать власть над рекой. Юки зачерпнула ведром воды и, подперев одной рукой занывшую поясницу, смотрела вдаль.

– Просто Юки недолюбливает Рома.

– Еще бы, все деньги ему тащишь, – проворчала старуха, вновь сгибаясь за ведром и возвращаясь в дом.

– Он своего рода кудесник, – шепнул Укко на ухо Кайе заговорщицки и довольно заметил, как ее личико зажглось любопытством. – Идем.

* * *

* * *

Укко остановился перед темным холмом. Смеркалось. Полусонная и уставшая Кайя натолкнулась на кожаную спину старика и часто заморгала.

– Вот и дом Рома, – махнул ладонью Укко в сторону холма.

Последние проблески света сумерек позволяли увидеть в ней дверь; сбоку над рекой торчала труба.