– Доктор?

Чумаков согласился.

– Гипс достанешь?

– Достану.

– Ладненько. Давай адрес, завтра приду.

Чумаков молча написал адрес и вдобавок нарисовал схему, как лучше проехать и как найти дом.

– Не связывайся с ним, – предупредил Чумакова хозяин. – Он пьяница и бездельник, к тому же наглый до предела. Ты его в дверь, а он в окно.

– Вот я и освобожу вас от него, – усмехнулся Чумаков. – У меня окна широкие.

– Да он же тебе на шею сядет! – возмутился хозяин. – Ты ведь добренький, не скинешь.

– Не добренький, а добрый, – поправил Чумаков. – У меня шея крепкая, ты за нее не беспокойся.

– Эх, Вася, – вздохнул хозяин, жалея, – и охота тебе с такими валандаться? Прекрасный хирург, уважаемый человек, а ни семьи, ни заботы о будущем. Думаешь, если попадешь в беду, такие вот спасут? Разбегутся, как крысы, кто куда. А тебе и стакан воды подать будет некому. Женился бы лучше.

– Ради стакана воды в старости? – съязвил Чумаков. – Не слишком ли дорогая цена?

– Странный ты человек, не то женолюб, не то женоненавистник.

– А это одно и то же, – сказал Чумаков, посмеиваясь. – Я люблю женщин и жалею их, но почему я должен предпочитать какую-то одну всем остальным? Это нечестно.

Хозяин покосился на свою жену, хмыкнул и подмигнул Чумакову. Сеня поднялся, шатаясь. Неизвестно, слышал ли он этот разговор. Пошарив в своей затрепанной сумке, он вытащил большую фанерную коробку и, подойдя к хозяину, односложно спросил:

– Где?

Хозяин дома оставил сигарету, засуетился, оглядывая стены и, выйдя в прихожую, крикнул оттуда:

– Здесь!

Сеня направился туда, и Чумаков услышал еще один вопрос:

– Что?

– Нас, – так же коротко ответил хозяин, но потом уточнил: – Меня, жену и дочь.

– Фон? – спросил Сеня.

– Э-э, цветущий луг.

– Потянет. Тогда еще два дня. За сложность.

– Не наглей! – возмутился хозяин.

– Тогда тюремная камера. Бесплатно.

Хозяин ничего не ответил, но, должно быть, состроил гримасу или показал кукиш, потому что Сеня сказал, позевывая:

– Еще бы. Там неуютно.

– Ладно, – нехотя сказал хозяин, вернулся из прихожей и, подойдя к Чумакову, сказал:

– Ну вот, придется его кормить и поить еще четыре дня. Такая уж у него такса, деньгами не берет. Зато рисует! Не видел, какую он картину нарисовал на стене у Иванцовых? Теперь и у меня будет не хуже. Понимаешь, семейный портрет на фоне цветущего луга! Закачаешься!

– Да что он тебя объест, что ли? – брезгливо спросил Чумаков. – Он же честно зарабатывает.

– Да понимаешь, – смутился хозяин, – больно много хлопот с ним. Того и гляди, что-нибудь стащит и пропьет.

Чумаков с сожалением покачал головой и несколько охладел к хозяину дома.

А Сеня брал из большой коробки разноцветные палочки французской пастели и, обозначив на белой стене рамку, начал набрасывать контуры. Чумаков молча постоял у него за спиной, но почувствовав, что посторонний зритель неприятен Сене, не стал дожидаться грубости и сказал только:

– Ты приходи. Можешь без мелков.

Сеня не ответил, шуршали мелки, цветная пыль сыпалась на пол, известковая белизна превращалась в людей и траву.

На другой день, под вечер, Сеня пришел к Чумакову, молча скинул свою большую сумку на пол, не дожидаясь приглашения, разделся и прошел в комнату.

В то время у Чумакова жила волевая женщина по имени Зина, вознамерившая женить его на себе и непримиримая ко всем посторонним. То, что она опасалась других женщин, было естественно, но и друзья Чумакова вызывали у нее неудержимую ревность. Быть может, она боялась дурного влияния или просто из-за врожденной жадности не желала делиться ни с кем, но Сеню сразу же встретила в штыки. По-хозяйски расположившись в кресле с бесконечным вязанием, Зина враждебно покосилась на него, пока Сеня, лениво бросая полусонные реплики, беседовал о том, о сем. Чумакову был интересен новый человек, тем более – художник.