А в 1688-м Флор Терентьев вылил самый большой колокол – в 2000 пудов по имени «Сысой» – в память о митрополите. Диаметр его основания 363 см, только вес языка 75 пудов (1,2 т), раскачивают его два человека, и колокол славится как один из красивейших по звучанию.

В 17 часов колокола оживают, правда, самый тяжелый басовый «Сысой» звонит только трижды в году.

Звонари Ростова никогда не выезжают в другие города, считая, что у ростовских колоколов особое звучание, какого нигде больше нет.

По Кремлю можно бродить долго… и вот у нас уже сил нет, лапы и хвост отваливаются. Все, как я люблю, пустые дворики, колодцы, травка сквозь булыжники пробивается. И снова восторг итальянских подруг, которым отправляю фото:

– Castello! Настоящий замок!

– А вы думали!

И на колокольню мы забирались, и на звонницу, и не могла я пропустить фотосессии в костюме. Какая еще боярыня? Подавайте царицу! Обидно – царица из меня вышла хуже, чем дама Медичи. Но повеселилась по полной – и на лестнице, и у входа в терем, и у прудика попозировала, мы царицы такие, только выпусти во двор в нарядах!

Заодно поинтересовалась у выдававшей костюмы женщины, где бы перекусить, потому что идти еще куда-то сил нет.

– В Красные палаты зайти, конечно, можно, там ресторан-музей, но дорого, – вздохнула женщина, – попробуйте вон в то кафе, а больше в кремле ничего нет.

Кафе могло порадовать только перекусом: медовухой и прочими напитками с бутербродами, поэтому поползли по широкой лестнице в Красные палаты.

И совсем недорого оказалось. В ресторане-музее кремля – уха царская, оливье с раковыми шейками и медовуха, и цены ниже деревенского Переславля. Счастье уставшего путника… А тучи все ближе, и дождик уже не просто накрапывает, а идет не переставая, так что пришлось ползти домой.

К вечеру дождь застучал по крыше с удвоенной силой, в форточку потянуло холодом, а ведь хотелось еще в Спасо-Яковлевский монастырь попасть. Он вот, казалось бы, на расстоянии вытянутой руки со стен Кремля. Но на самом деле идти по берегу минут тридцать, и, конечно, не под холодным проливным дождем.

Увы, выбора нет, заползли под пуховое одеяло, глаза закрыли. И вдруг дождь смолк. И за свинцовыми тучами показалось малиновое солнце. Даже в нашем маленьком окошечке было видно, что там, за окном, происходит что-то невероятное.

Натянули на себя все, что только было, фотоаппараты наперевес – и бегом на улицу.

А там… И руки стыли, и зуб на зуб не попадал, и снежинки в воздухе запорхали – в мае-то месяце температура неожиданно упала до нуля – но бегали и снимали купола и тучи… Бордовые и золотые, свинцовые и вишневые, сиреневые и синие – краски менялись каждую минуту. Какой-то небесный продюсер решил собрать в одном представлении все, на что способен, выливая разноцветные краски на высокие колокольни и серые купола, белоснежные стены и темные силуэты колоколов.

Это было что-то нереально прекрасное, за что только удостоил нас Ростов такого праздника грозового заката! А потом опустилась фиолетовая ночь.

Утром оказалось, что небеса по-прежнему добры к нам, солнышко пригревает, на небе ни облачка, мы и отправились в путь, как планировали.

Мимо домиков, то вниз, то вверх с холмов с мокрой травой, то выныривают – то вновь появляются купола над валами и над покосившимися заборами.

Озеро Неро… В одном имени что-то таинственное, из глубины веков. Или просто итальянское?

После вчерашней хмурости, после темных волн Плещеева озера в Переславле, озеро Неро синее-синее, и ничего страшного, что дорога старше кремля, и ноги подворачиваешь на остатках булыжников, гальке и колдобинах по пути в монастырь.