– Ваше величество, пока заговор не искоренен, о свадьбах думать, пожалуй, рановато. Мы тут с генералом Бариновым выявили ядро заговорщиков, теперь ждем вашего приказа арестовать всех, кто причастен к заговору.

– Так в чем же дело, Василий Васильевич? Немедленно предоставьте мне список заговорщиков, и я тут же отдам распоряжение взять под стражу тех, кто замыслил насильственно свергнуть с трона помазанника Божьего.

Павел гордо вскинул голову, показывая мне, что он, этот самый «помазанник», готов железной рукой покарать злодеев, намеревавшихся покуситься на его священную особу.

– Я вас понял, государь, – кивнул я. – позвольте мне отправиться к себе, чтобы подготовить сей список. Завтра утром я вам его вручу.

– Ступайте, мой друг, – император подошел ко мне вплотную и взял за рукав. – Я стольким вам всем обязан. Могу ли я попросить вас прислать ко мне господина Иванова и его дочь? Я хотел бы лично поблагодарить их за то, что они, не щадя своей жизни, защищали мою супругу от головорезов, посмевших напасть на нее…

– Вас, граф, я тоже не задерживаю, – сказал Павел Аракчееву. – Я не вижу вашей вины в случившемся. И на вас не сержусь.

9 (21) июня 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Валерий Петрович Коновалов, водитель «скорой», а ныне просто механик

Сегодня на дворе ясный и погожий денек. Самое то, что нам сейчас нужно. Кому нам? Мне, Алексеичу и Кулибину. Для чего? А вот для чего.

Дело в том, что мы сегодня собрались испытать гелиограф. Ну, или если сказать проще – оптический телеграф. Вещь простая, но как средство связи на сравнительно небольшие расстояния – довольно надежная. При хорошей погоде с помощью гелиографа можно передавать информацию на расстояние до пятидесяти километров. Даже горы для него не помехи, скорее, наоборот.

Я где-то вычитал, что в конце XIX века был установлен рекорд – два гелиографа обменивались сигналами, находясь на вершинах гор, причем расстояние между ними было чуть ли не три сотни верст[11]. Я вспомнил об этом нехитром приборе, увидев, как здешние ребятишки играли, пуская «зайчики» в глаза друг другу осколками зеркала.

Кулибин, которому я рассказал о гелиографе, загорелся идеей создать для нужд нашей армии сей весьма полезный прибор.

– Валерий Петрович, нарисуйте мне чертежик этого самого гелиографа! – попросил он меня. – А я уж сам его сделаю. Зеркала у меня есть, причем довольно неплохие.

– Зеркала, Иван Петрович, это, конечно, хорошо. Но ведь в походе их легко разбить. Если мне память не изменяет, то для военных нужд в гелиографах использовали полированные металлические поверхности.

– Да, так оно, пожалуй, лучше будет, – согласился со мной Кулибин. – Надо будет изготовить с десяток таких металлических зеркал.

Немного подумав, Кулибин покачал головой и спросил у меня:

– Только как нам передавать сведения по этому самому гелиографу?

– У нас существует так называемая азбука Морзе, – ответил я. – Названа она так по имени американского художника Сэмюэля Морзе, который придумал азбуку для передачи различных сообщений. Любую букву и цифру в ней можно изобразить в виде чередований точек и тире – сиречь длинных и коротких сигналов. У нас до сих пор пользуются этой азбукой.

– А вы знакомы с ней? – спросил у меня Кулибин.

– Нет, но Алексей Алексеевич Иванов ее знает. Он как-то проговорился, что служил в армии радио телеграфистом. А сие означает, что азбука Морзе должна ему быть хорошо знакома.

– Валерий Петрович, переговорите с ним. Если нам удастся раздобыть эту самую азбуку, то наши войска, отправляющиеся в дальний поход, смогут переговариваться друг с другом, находясь на большом расстоянии.