Однако это учение находится дальше от нас и подробно обсуждалось в других работах. – Наконец, еще несколько общих замечаний, к которым подводит нас наша узкая тема, но которые выходят далеко за ее рамки. Но они не лишние!

Соотношение материального и духовного бытия, протяженности и зачатия сегодня остается такой же, как и тысячи лет назад, а именно – загадкой. Поэтому мы не говорим ни о «пунктуальной душе», которая сидит в шишковидной железе или в noeud vital, или бродит туда-сюда в pons varoli, ни о «душе-эфире», переливающейся туда-сюда между материальностью и джмактричностью, ни о пространственно протяженном, материальном лейсориуме. Мы знаем только следующее: В рамках феномена эмпирического мира наши психические фнкции представляются нам привязанными к телу, особенно к голове, которая, однако, сама является лишь оптическим и тактильным феноменом. Extra oculos и extra mentem – это совершенно разные вещи. То, что лежит вне глазницы, все равно остается внутри сознания.

Сознание духовных субъектов – это метафизическое место эмпирического мира, а внутри него животное тело, точнее, голова с мозгом и органами чувств, – геометрическое место сознательного субъекта. В липком геометрически-пространственные предикаты так же мало применимы к психическому, как психологические предикаты (такие, как счастье, печаль, мышление, чувство) – к материальному110. Благодаря полной несравнимости и разнообразию мышления и протяженного бытия мы оказываемся в том неизбежном дуализме, который не в состоянии устранить из мира ни неуклюжий материализм vulgaris, ни шеллингианско-гегелевские утверждения о тождестве, ни берклианский нематериализм. Декарт и Спиноза гипостазируют этот дуализм: первый – в виде дуализма конечных субстанций, второй – в виде дуализма атрибутов единой мировой субстанции. Оба выступают при этом как добросовестные догматики.

Критически мыслящий человек остерегается трансцендентального дуализма, а эмпирический дуализм он признает как факт и в крайнем случае стремится свести противоположность двух способов бытия к более глубокой и меньшей оппозиции с помощью дуалистической конструкции материальности. – И тут, ни с того ни с сего, к нашим ногам падает метафизическая бомба, забредшая в область эмпиризма, – именно та теория чувствительной камеры-обскуры или фотографического алхимика, наделенного самосознанием. Вот она! Ее хотят считать физиологической, а она – метафизическая. Правда, изобрел ее физиолог, но не как физиолог, а как метафизик. Послушаем другого физиолога, который, как и Иоганн Мюллер, принадлежит к числу исключительно философских умов; я имею в виду Гельмгольца.

Он говорит: «Если бы между идеей в голове человека А «и воображаемой вещью существовало какое-либо сходство, «согласие, то второй интеллект В, «который воображает и вещь, и ее идею в голове «по тем же законам, нашел бы некоторое сходство «между ними или, по крайней мере, был бы способен его мыслить. Ведь «одна и та же вещь, представленная (воображаемая) одним и тем же способом, должна давать «одни и те же образы (представления)». Теперь я спрашиваю, какое «сходство следует усмотреть между процессом в мозгу, «сопровождающим представление о столе, и самим столом». Если представить себе форму стола, прорисованную электрическими «токами, и если воображающий «представит, что он ходит вокруг стола, то «человек также должен быть нарисован с помощью электрических токов». Перспективные проекции внешнего мира в полушариях головного мозга, «как это предполагалось, очевидно, недостаточны для представления «идеи телесного объекта».