Майору стало жаль. Не собак – патронов. Дорога только начинается и кто его знает, что ждет впереди. Лучший бой – это тот, которого сумел избежать. И Дезертир нырнул в раскрытый зев ближайшего подъезда. Все двери были выбиты. Он поднялся на второй этаж и вошел в квартиру. Вернее туда, где когда то была квартира. По повизгиванию за спиной понял, что стая сдаваться не собирается и пытается преследовать.

Иван все пытался понять, что ему не дает покоя. Не время для размышлений, но все же…Какой-то фильм ужасов наяву. Словно похмельные сны: и реально, и бред одновременно.

Дезертир выскочил на балкон, перелез на соседний, потом прошел через лестничную площадку уже другого подъезда в следующую квартиру. Повторил проход по смежным балконам и остановился. Собаки искали его по дому, четко держа след. Но проскочить через высокие перила были не в силах. От обиды на уходящую пищу, завыли на несколько голосов.

Вдруг в дальнем углу комнаты послышался шорох. Майор резко повернулся, выставив автомат. Перед ним стоял ребенок. Мальчик лет десяти. В грязной одежде, исхудавший, с лихорадочным блеском в глазах.

– Дяденька…Я потерялся…Маму никак не найду…Дайте покушать…Дяденька…

Майор закинул автомат на плечо и подошел к мальчику. Не те времена, чтобы жалеть кого–либо. Но в остатках перекрученной души что-то шевельнулось. Времена, конечно, не для человечности. Да, только…

А! Кто его знает, что «только». Как шутили раньше – у военных одна извилина, да и та – от фуражки. Просто взял и присел рядом. Снял вещмешок с плеча, и достал кусок сахара:

– Ешь.

Мальчишка схватил сахар двумя руками. Почти выхватил. И сразу запихнул его в рот. Дезертир смотрел на ребенка и совершенно не представлял себе, что делать дальше. При этом совсем упустил, что в этой квартире есть еще комнаты. И зря.

Удар по голове отбросил его на пол.

Кому пришло в голову так назвать деревни – покрыто мраком. Но по обе стороны от дороги, ведущей из Орла в Мценск, расположились Отрада и Свободный Серп. Кто и когда освободил этот серп, и кому стало от этого отрадно большая загадка. Но в Серпе, следуя традициям, после Вспышки образовали коммуну. Соседи же пошли другим путем – стали крепить частное хозяйство.

И, как следствие, границей между деревнями и идеологиями стала дорога. Частник-то хозяйствует основательней. Но в одиночку. Коммунары Серпа действовали бестолково, но сообща. После пространных споров, местами переходящих в конкретный мордобой, верх одержал коллективизм. Все хозяйства объединили. Но, быть бы войне гражданской все равно с нажитым добром просто так никто расставаться не с руки. Возможные боевые действия остановило общее дело. Председатель-староста поселения вовремя сообразил, какие выгоды несет с собой расположение на трассе.

Идею забросили в массы. А массы, отбросив душевные переживания, тут же уразумели, что проще собирать дань на дороге, чем вкалывать в поле. Хотя и поля не бросишь – натура крестьянская свое брала.

Идея «взять и разделить» плавно трансформировалась в «остановить и отобрать». Сформировали дружину. Было на вооружении пяток охотничьих ружей. Ну, и куда ж без вил с топорами.

Пару раз успешно отбились от небольших отрядов городских мародеров. Сами пограбили. И жизнь, в общем-то, вошла в ровную колею: дежурство на дороге по графику, подготовка полевых работ – благо семена картофеля собрали всем миром. Все же без поля – крестьянин – не крестьянин. Работать тоже пришлось всем миром.

С этим, конечно, сложнее. Деревня, на первый взгляд, однородна. Но это – только на первый взгляд. Если присмотреться пристальней, а то – еще и пожить среди деревенских…Завидовать нечему. Это уж точно. Не могут жить все одинаково, словно под «ноль» стриженные. Кто-то спит покрепче и подольше. Иной курит чаще, если осталось что. Значит, кто-то будет работать больше, кто-то меньше, а делить на всех поровну?! Фундамент для недовольных практически готов. А, уж когда все рухнуло…Тут- то старые обиды и вспомнились.