– Даже элементарное эстрадное творчество может служить стимулом для духовных людей. А те, кто создает героику, героев, могут целиком «перепрограммировать» нации, дать им цель и путь. Невероятно, что человечество не определило ведущую роль Творчества для всего живого – как главный движитель вселенной. А эта роль очевидна, она «кричит» из каждого явления, из любой вещи, отовсюду и всегда. Что только не ставили мыслители во главу угла – экономические формации, торговлю, производственные отношения, производительные силы, роль личности в истории, приспособляемость, эволюцию, случайность, бога, интеллект… И в то же время все жили среди творчества и в нем, ходили по творчеству, ели его, спали на нем и в нем, говорили им, проживали и изживали его.

– Что человек может возместить Солнцу за жизнь? Свою индивидуальность? Тело? (Отчаянье инков, устроивших конвейер жертвоприношений.) Не нравственным же поведением расплачиваться. Это для общежития. Чтобы слепая злость не срывалась с цепей.

Человек может вознаграждать Солнце своими осознанными мыслями, тончайшими чувствами и искренними желаниями. Своим жертвенным участием в Творчестве, своей устремленностью к гармонии и красоте. Переплавить грубую страстность и низменные волевые желания в хотения чувственные, неземные. Изжить в себе динозавра.

– Одни люди исполнители, другие управители. И те, и другие размножились функционально, узкоспециально. Между Банальным и Идеальным человеками ширится пропасть. Она заполнена специалистами, банальное преследует идеальное. Идеальное прорастает сквозь банальное. Вечная вражда и испытание.

– Чем бог кормил в пустыне иудеев? Манной. Много лет. Чего такого они наелись, что стали теми, кем они явились из пустыни? Бог программировал их, проделав нечто с их биологией. Что это был за бог? Зачем он требовал фанатичной веры? Богов много и чаще всего это боги подсознания. Именно они требуют безоговорочной веры в себя, и именно они отрабатывают Высшие Принципы.

– Одни писатели усваивают чей-то стиль и прячутся за ним, будто сам стиль и есть нечто настоящее. Такие писатели и их почитатели полагают, что в одной-двух фразах могут увидеть все достоинства произведения. Это лживые позёры. Другие писатели вырабатывают «собственный стиль», и он же становится для них каторгой. Они пытаются вырваться из-под его влияния, но для этого им нужно применить громадные умственные и нервные усилия, когда им предстоит открывать мир с чистого листа – набело, заново. Рабы профессионализма, им приходится возвращаться к привычным приемам и вить и вить эту веревку писанины до конца жизни.

– Это изумительно: в одного человека вложен гигантский талант, безмерные потенции и возможности для развития, а в другом только зернышко, искорка, но зато сколько физической энергии, тщеславия, инстинкта выживать! Откуда такое неравенство в распределении талантливости? Может ли бездарный постичь всю бездну своей обделенности? Понятно, что количество служит качеству. Но вот вопрос: ощущает ли бездну обделенный? Конечно, ощущает. Но это и есть его испытание. Ибо в первую очередь начинает неистовствовать его эго. Сумеет ли он перебороть это, направит ли он энергию тщеславия на служение? Зависть к таланту – это инстинкт нереализованного творчества. Это встреча двух потоков – восходящего и нисходящего. Встреча осознающего с подсознательным. В такие моменты можно либо «заснуть», либо пробудиться.

– Для гения не важно – добры люди или злы. В его стремлении к осознанности и зло и добро для него препятствия. И из «дерьма» произрастут деревья.