– Ты на сколько? – резко поинтересовался Джо. Его голодный яростный взгляд меня немного напрягал.

– До рассвета. Как обычно. – мне это не казалось нормальным.

Обглоданные жители действительно медленно и ненавязчиво окружают меня. Они были слишком голодны, чтобы изображать дружелюбие, и их жажда порвать меня была очевидной.

– Сколько заплатишь?

– Как обычно: три радости, либо два блаженства и пять бодростей. – кольцо из жителей всё сжималось. Джо был напряжён. – Больше платить не стану! – стая ободранных зомби готовилась меня разорвать. Резко дёргаю затвор и стреляю в воздух. Кольцо сразу расходится. – Джо, – стиснув зубы обращаюсь к мэру, – ты меня расстраиваешь! Грабить Извозчика, а тем более меня, совсем не по-товарищески. После такого в твою дыру ни один даже самый затюканный водилка не заглянет.

В его взгляде что-то резко поменялось: голодный хищный взор сменился здоровой решимостью командира.

– Всем разойтись! Быстро! – рявкнул он на местных.

Те, почитавшие его железный авторитет даже в самых тяжёлых ситуациях, покорно разошлись и опустили свои самодельные орудия из деревяшек и камней. – Прости, брат. – он, глядя в глаза, похлопал меня по плечу. – Мы просто все очень голодны, я не хотел тебе навредить.

– Да, ладно, всё понимаю, тоже не в духе, когда баночка заканчивается.

– Платишь по стандартному тарифу, Артур, можешь даже дешевле, ты нас спас всё-таки…

– Да, нет, Джо, вижу, что у вас тут народ голодает, так что плачу по правилам, никаких скидок.

– А ты благородный. Удивительно, что в Рай тебя не взяли.

– Видимо, Высшие Силы поняли, что я не захочу носить нелепый белый халатик. Сейчас тачку в гараж загоню, не хотелось бы, чтобы её ночью кто-то поцарапал.

Возвращаюсь к одинокому немецкому железному коню, кладу автомат обратно и отвожу машину в крытый деревянный сарай, похожий на конюшню. В нём могло поместиться штук пятнадцать автомобилей, только как они там разворачивались в потёмках, чтобы друг друга не помять, оставалось загадкой.

Тем временем на улице стало тихо. Жители Склепа разошлись по домам, унеся в берлоги раненых. Трупы гоблинов так и остались валяться посреди площади: убирать их у местных не было сил.

Городишко назывался Склепом, потому что кривые трехэтажные домишки в нём были сделаны тяп-ляп: каждое безобразное кривое строение как бомж на последней стадии алкогольного опьянения опиралось на такого же наклюкавшегося товарища. Одним словом, все дома с каждой стороны улицы были слеплены в отвратительного лежачего Франкенштейна.

Отель. На двери надпись, нанесённая на лист из содранной кожи гоблина: «Hotel». А внутри всё довольно цивильно: вполне ровная лестница, ведущая на второй этаж, по полу практически не бегают тараканы и прочие насекомые, блестит отполированная стойка ресепшна, за которой стоит бледный исхудавший мертвец с местами ободранной кожей. Он смотрит куда-то в стену мутным взором и потягивает из сосуда какую-то красную жидкость. Судя по тому, что от живого трупа разило спиртом, а изо рта уже выглядывали крохотные клыки, он мешал самогонку с кровью. Видимо, думал, что, если будет мешать с алкоголем, то не станет превращаться в вурдалака. Наверняка, подобно заядлым алкоголикам, думающим, что культурно выпивают, он вряд ли признавался себе, что медленно превращается в кровожадное чудовище.

Кладу на стойку положенное количество эмоций. Тот, не глядя на меня, с полным равнодушием к таблеткам сгребает их в ладонь и кладёт в ящик. Видимо, кровавая самогонка стала его основной зависимостью.

– Второйномерхорошеговечера! – куда-то в пустоту пробарабанил он.