В наполеоновские планы отца попятная, разумеется, не входила, но деваться было некуда, и, прижатый разумными доводами свояченицы, он отступил и уступил, что, правда, не обошлось без новых бурных сцен.

Дальше церемонию сватовства повела своей многоопытной рукой сваха Графа. Наполнив две чарки вином и подняв их для обозрения, как вещественное доказательство примирения двух сторон, она настроила голос на торжественный лад и препоручила ему роль глашатая любви и согласия между женихом и невестой. Голос не подвёл, речь прозвучала складно и возвышенно, и даже мне захотелось, чтобы Акулина наконец подняла глаза на своего жениха и показала бы этим, что невеста – она, а не какая-нибудь другая из её подруг.

Но Акулина и бровью не повела.

Тётя Арина наклонилась к ней, зашептала так, что слышали все:

– Ну, золотко, подойди к столу да выпей с женихом.

Акулина покраснела до кончиков ушей, поднялась. Сваха подала чарки – сначала жениху, потом невесте.

– Дай вам бог счастья! – пожелала она. – И детушек! Таких же пригожих и умненьких, как твои, Акулина, свёкр и свекровь. Ну до дна, молодые! До дна!

Жених и невеста продолжали держать свои чарки, опустив глаза.