– Двое… два сына Халеда…

– Но почему?

– Там… Позади…

Окровавленная рука указала на стену пещеры, возле которой валялся окованный железом полусгнивший кедровый сундук, раскрытый и опустошенный. Возле него в лучах одного из светильников что-то сверкало. Морозини нагнулся и поднял выпавший из оправы лунный камень, видимо потерянный грабителями…

– Вам удалось найти сокровища царя Ирода?

– Да… Частично… Там должно быть еще что-то… О, сжальтесь надо мной! Сделайте что-нибудь! Мне больно!..

– Сейчас вам станет легче, – пообещал Адальбер, наполняя какой-то жидкостью из ампулы шприц. – Это вам наверняка поможет…

– У тебя с собой морфий? – удивился Морозини.

– Всегда! Когда отправляешься в экспедицию, на раскопки, никогда ведь не знаешь, кто и что себе сломает. И укол часто помогает сделать обезболивание, прежде чем приступить к лечению.

Действительно, чудовищные страдания раненой, казалось, немного затихли, ее удалось уложить на спину, но о том, чтобы сдвинуть ее с места, по-прежнему не могло быть и речи. Впрочем, в этом не было и необходимости, потому что смерть приближалась к ней семимильными шагами. Это было видно по тому, как побледнело ее лицо, как запали ноздри, как угасали глаза. Но в эту минуту смерть была единственным избавлением для Кипрос, и нельзя было пожелать ей ничего лучшего: рана была ужасающей, от развороченных внутренностей шел тяжелый запах, кровь не переставала течь. И тем не менее Кипрос попыталась улыбнуться – впервые за время их знакомства.

– Я нашла это… случайно… Я их не искала…

– А что же вы тогда искали?

– Вот… там…

Она показала на довольно широкий и сильно потертый кожаный пояс, которым придерживалась на талии ее туника и который Адальбер расстегнул, чтобы получше рассмотреть рану. Альдо, стараясь действовать как можно осторожнее, вытащил пояс из-под неподвижного тела и, следуя указаниям Кипрос, нашел в толще кожи карман, из которого извлек пластинку слоновой кости, на вид очень древнюю. На пластинке с безупречным мастерством была вырезана женская фигура, судя по короне – фигура королевы, а у этой королевы в ушах были длинные и очень странные серьги: видимо, оправленные в золото семигранники, в центре которых неведомый художник ухитрился разместить в одном – миниатюрное солнце, в другом – нарождающуюся луну…

– Эта штука – римского происхождения! – воскликнул Адальбер, выхватывая из рук друга пластинку. – Кто эта женщина?

– Бе… Береника… Но ее служанка… должна была… привезти серьги сюда…

– О ком вы говорите?

– О… О-ох!.. Как… как мне плохо!..

Дыхание раненой стало прерывистым. Кипрос умирала. Она с трудом повернула голову к Альдо и, собрав последние силы, прошептала:

– Спасайтесь!.. Они убьют и вас тоже!.. И… и пойдите к Перси… Кларку… Скажите ему, что… что его… его дочь… умерла!..

С последним словом совпал и последний вздох несчастной.

Стоя на коленях по обе стороны от тела Кипрос, Альдо и Адальбер ошеломленно посмотрели друг на друга. Потом Морозини, легко коснувшись век Кипрос, навсегда закрыл ее глаза…

– Его дочь? – наконец вымолвил он. – Не понимаю, как это может быть?

– В Палестине все может быть! – откликнулся Видаль-Пеликорн. – И вообще, он находится здесь так долго, что тут нет ничего удивительного. Что нам теперь делать?

– Прежде всего – похоронить ее, – ответил Альдо, взяв одно из одеял и бережно оборачивая им мертвое тело. – Мы же не можем оставить Кипрос на растерзание стервятникам, которые наверняка слетятся на запах крови.

– Не так уж легко сделать могилу в скале, если нет динамита. В этой пещере сухо, в ней нет ни одного отверстия, кроме того хода из первого грота, по которому мы пришли. Если мы завалим камнями этот проход, ее убежище станет для нее вполне достойной могилой.