– А... Нет, я мужа пошла отбивать. Мне пить нельзя, – сказала Таня и поплотней запахнула куртку, потому что то ли страх, то ли холод вызвал у нее сильный озноб. Она встала и хотела уйти, но Сычева схватила ее за руку и усадила обратно.

– Сиди, – со злостью сказала она, – там и без тебя весело.

– Ты... ее... видела? – шепотом спросила Таня.

Сычева кивнула.

– Ну?..

– Вешалка. Глаза как у коровы. От Глеба я не ожидала. Полная редакция нормальных баб! И на тебе... скелетон с гитарой! Блин, от злости хочется... – Сычева начала боксировать кулаками воздух.

Таня вдруг смогла зареветь. Скудно, без обильных слез, но все-таки – зареветь, тихонько поскуливая.

– Не реви. На, выпей! – Сычева ловко свинтила с бутылки крышку и протянула водку Тане. – Пей!

Таня, которая крепче вина никогда ничего не пила, зажмурилась, затаила дыхание и сделала пару глотков.

Наверное, градусы в водке были совсем ерундовые по сравнению с болью, терзающей душу, потому что водка показалась водой. Теперь уже не зажмуриваясь и спокойно дыша, Таня выпила почти половину.

– Эй, мне оставь! – всполошилась Сычева. – Мне тоже хреново. – Она отняла бутылку и надолго к ней присосалась.

Потом они по братски разделили конфетку. Конфетка оказалась такой же безвкусной, как водка.

– Ну вот мы и подруги, – сказала Сычева и захохотала.

– Да? – удивилась Таня и распахнула куртку. Стало вдруг жарко, и озноб трансформировался в веселье.

– По несчастью! – заорала Сычева.

Они по очереди опять приложились к бутылке. Закусывать им было больше нечем, поэтому они просто громко выдыхали «Ха!» и занюхивали рукавом, как видели это в кино.

– Какая у тебя кофточка! – Сычева распахнула на Тане куртку и пощупала кружевные воланчики.

– Это из «Бурды», – похвасталась Таня. – Сама шила!

– А я не шью, – горько вздохнула Сычева. – Не шью, не варю, не пилю, не рублю... только пью и курю. Будешь? – Она протянула Тане смятую пачку сигарет.

– Н-нет. Я не умею.

– А тут и уметь нечего. Не на рояле играть. – Она прикурила сигарету и вставила ее Тане в рот. – Кури! Легче станет.

Таня вдохнула дым и закашлялась. Но терпкий дым ей понравился и она опять затянулась. Вторая затяжка прошла без спазмов, только голова закружилась приятно, – словно в детстве, на карусели.

– Слушай, ну что это на тебе? – опять схватила ее Сычева за кофточку. – Рюшечки, оборочки, финтифлюшечки! Тьфу. Кто счас так носит?! Ты в этом собралась отбивать Глеба? Раздевайся! – вдруг приказала она.

– Что?!

– Раздевайся, я тебе говорю! Сейчас я из классной дамы буду делать классную бабу! Пошли!

Они залезли в кусты, Таня сняла с себя юбку и блузку, Сычева стащила джинсы, кружевной топик и джинсовый пиджачок.

Холодно совсем не было, только очень весело. Таня напялила на себя джинсы и топик, Сычева – юбку и блузку. Она достала из сумки расческу и сделала Тане умопомрачительный начес. Потом тушью, помадой, тенями нарисовала что-то у нее на лице. То, что в кустах было очень темно, Сычеву совсем не смущало.

– О! Другое дело, – отойдя на шаг, оценила свою работу она. – Теперь иди, отбивай мужа, а я здесь подожду. – Сычева уселась прямо на землю, подоткнув между ног юбку. – Черт, как ты можешь носить такие дурацкие кринолины? – проворчала она.

Таня развернулась и пошла к подъезду.

Чувство страха прошло, оказалось, что отбивать мужа у юной красотки – весело и увлекательно.

Глеб заснул, раскинувшись на спине.

Татьяна тихонько встала и побрела по квартире. Она долго рассматривала книги на полках – философия, детективы, учебники по психологии и педагогике.

Интересно, зачем Глебу педагогика?

Нужно будет поставить сюда своего Маркеса.