– Что будем делать? – Чарли посмотрел на сидевшего справа Адольфа, полного ужаса, затем повернулся назад к Тому – того вообще трясло от страха.

– Черт! Черт! Черт! – выругался Чарли, заглушив мотор прямо перед выездом с паркинга.

Он вышел первым, Адольф все еще сидел в машине.

– Хороший мальчик, Чарли! – сказал Эцио почти по-отцовски.

Чарли направился к Кулаку, вслед за ним из автомобиля вывалились Адольф и Том.

Рич продолжал скулить, стоя на коленях.

– Твой человек, Чарльз, Ричард, явился ко мне с просьбой о прощении, – начал Эцио. – Он просил о помиловании за содеянное. И любезно согласился указать на точное место вашего базирования…

Чарли не перебивал Эцио, он знал, что от этого станет только хуже.

– Знаешь, как это называется, Чарли? – спокойно спросил Кулак.

– Он не…

– Отвечай! – грозно повысив голос, перебил Эцио.

– Предательство, – сказал Чарли то, что хотел услышать от него Кулак.

– Вот именно, предательство. Вот почему в первые минуты, узнав о случившемся, я подумал убить вас всех. Твои люди проверялись в мелких делах, и ты посчитал, что они надежны, однако как только все пошло не так и запахло серьезными проблемами, твой самый отмороженный, – Эцио вновь повысил голос, – самый преданный и бесстрашный партнер прибежал ко мне с доносом на своих подельников и просьбой о помиловании.

Рич поднял вверх руку, пытаясь возразить, а потом глазами, полными надежды и ужаса, посмотрел на Чарли. Секунду спустя Эцио подбросил трость и, поймав ее за нижний конец, профессиональным ударом гольфиста выбил металлическим набалдашником последние зубы изо рта Костолома, заодно размозжив тому нос. Удар был настолько сильным, что Чарли передернуло. А Эцио, достав платок из кармана рубашки и протерев рукоятку, продолжил как ни в чем не бывало:

– И знаешь, я не удивился, Чарли, совсем не удивился. Ты прекрасно знаешь, что в семье делают с предателями. Ведь так?

– Да, знаю.

– Тогда, – Эцио достал свой личный кольт с золотой рукоятью и такими же вставками на стволе и протянул его Чарли, – сделай это лично, накажи своего парня.

Чарли не колебался ни секунды. Любое промедление в действии означало сомнение и неподчинение приказу Эцио, который все еще являлся его боссом, а неповиновение приравнивались к предательству и каралось смертью, причем как для Чарли, так и для его подчиненных, находившихся в здании парковки. Чарли подошел к Эцио и взял пистолет. Как бы он ни противился такому раскладу для Рича, ведь частично он его понимал – в такой ситуации никто никогда не был и такая же мысль на секунду промелькнула и у него самого, все же Эцио был прав, ведь вслед за смертью Рича им самим, скорее всего, предстоит отойти в мир иной. Однако, справедливо было бы заметить, что если бы не Костолом, у них был бы шанс продлить свою жизнь еще на пару дней, а может, даже и недель. Чарли взял пистолет и молча направил его на скулящего Рича. Тот посмотрел на своего палача жалобным взглядом, полным страха и мольбы, все его лицо было в слезах и крови. В этот момент сердце Чарли сжалось до размера циферблата на его наручных часах, он не хотел убивать своего напарника только за то, что тот пошел к Эцио, но это было необходимо сделать и Костолом тоже это понял. Посмотрев на Чарли, Рич безмолвно произнес: «Прости» – и, глядя в глаза своему палачу, принял пулю в сердце. Хлопок от выстрела эхом пролетел по всем уголкам помещения.

– Bada Bing! – воскликнул Эцио (что означало в данной ситуации: «Жизнь есть жизнь! Дело сделано!»). – Смерть, не достойная предателя, Чарли! Смотри, как нужно было сделать!

Эцио взял пистолет и начал один за другим выпускать патроны в конечности бездушного тела Рича. Он прострелил ему все суставы рук и ног, а затем выстрелил в лицо. Чарли видел в этом не столько показательный урок, как казнить предателя, сколько то, как Эцио выпускал злость на бездыханное тело Рича.