Аня ахнула на грубой фразе про найти мужика. Но все же уточнила:

– А в чем подвох?

– Ну, тебе придется жить со странной женщиной, – пожала плечами Лара.

– С какой?

– Со мной.

Тем вечером все Ларины новые знакомые замерли в ожидании выстрела: Лара целилась в голову Евгению Петровичу. Не очень часто, но бывали моменты, когда Лара, все же, задумывалась над смыслом того, что она делает. Сейчас Лара вообще ни о чем не думала, она выпендривалась.

Началось все утром, когда случилось невероятное и Кондратий Федорович соизволил пригласить Лару к себе на чтение стихов. Девушка не была уверена в хорошем отношении мужчин к женщинам в XIX веке, но подозревала, что дела обстояли не лучшим образом. К такому выводу она пришла после того, как целый вечер пыталась вспомнить, кого из знаменитых русских писательниц XIX века знает, потом задумалась о том, что и с образованием здесь была какая-то беда: она не была уверена наверняка, но из курса Истории России помнила, что ходить на пары в универ женщинам разрешили где-то в 60-е годы XIX века. Запомнила Лара это лишь потому, что позавидовала прежнему положению дел – ей на пары ходить нужно было обязательно.

В любом случае, можно много говорить о месте женщины, но Лара обожала лекции по литературе и точно знала, что образ Татьяны Лариной является типичным для представительницы того времени: возвышенная, печальная и падающая в обмороки. Из этого списка Лара умела только падать в обмороки.

Но возвращаясь к выстрелу. Все началось с Ани:

– Лариса Константиновна, – нерешительно обратилась та.

Лариса Константиновна что-то пробубнила, но предпочла не просыпаться.

– Лариса Константиновна, – обратилась Аня уже громче, – принесли письмо вашему брату, просили срочно передать.

– Какому брату? – от удивления Лара даже проснулась.

Разумеется, она имела брата, но явно не в этом столетии, и явно не родного. Да и вообще, парень тот был неприятным и получить письмо для него даже в утро девятнадцатого столетия не хотелось.

Сквозь плотные шторы пробивался утренний свет. Нельзя сказать наверняка, утро это или день. На Петербург опустился ноябрь, холодный и промозглый, когда ждешь включения центрального отопления. Ах, да, здесь и отопления нет. Ларе захотелось в родную ванну с теплым полом, на котором так приятно лежать, когда нельзя сказать наверняка, утро это или день.

– Максиму Константиновичу… – неуверенно протянула Аня. – Но я думаю, что у них недостоверный адрес, Максим Константинович же здесь не появляются…

– Максима Константиновича не существует, – зевнула Лара. – Одно лишь имя.

Аня ахнула и прикрыла лицо руками:

– Лариса Константиновна, простите великодушно! Я и не думала… Горе-то какое… А ваша картина… Это все, что от него осталось… А я все гадала, почему вы часами смотрите на нее… Примите мои соболезнования!

Как всегда суетилась Аня. Лара, тем временем, выхватила письмо и быстро вскрыла. Почерк у Рылеева был красивый, но тяжело читаемый.

– Максимка – это просто картина, мне нравится проговаривать мысли вслух и не люблю, когда мне отвечают на вопросы, ответы к которым я знаю и сама. Я никого не теряла, просто я очень странная, – протянула Лара, пытаясь осмыслить суть написанного.

– Но кто же тогда Максим Константинович? – окончательно запуталась Аня.

– Автор прогрессивных стихов, которые, судя по всему, будут опубликованы в одном альманахе с Пушкиным, – Лара усмехнулась.

– Вы что, мужчина? – ляпнула Аня.

– Ты в своем уме? – Лара подняла взгляд на девушку. – Я писатель! Ты же сама мои работы начисто пишешь.

Лара тяжело вздохнула: она не любила плохо думать о женском поле, ненавидела гендерные стереотипы, но единственное, как она могла охарактеризовать Аню – блондинка. Впрочем, не мозги она ценила в девчонке. Журналистикой Лара занималась уже месяц и успела опубликовать один забавный фельетон про цены в Петербурге, где на две с половиной тысячи можно было жить в отличной квартире рядом с Зимним дворцом целый год, в то время как у портного молодая девушка оставляла четыреста рублей за раз. Работа вышла такой злободневной, что никто, кроме самого Рылеева не заподозрил в Ларе автора. За текст ей заплатили почти пять рублей и попросили осведомиться, нет ли других работ у Максима Константиновича. Теперь за авторством Лариной картины числился рассказ, статья и два фельетона, к тому же, Рылеев, наконец, ответил, что возьмет не всю ее работу, но два стиха в альманах.