Они вошли внутрь и направились к лифту.

– Как они? – спросил Лев.

– Хозяину одну ногу врачи спасти смогли, прямо из осколков собирали, а вот вторую – нет, ниже колена ампутировали.

– А женщина как?

– Наталью вытащили. Восемь часов операция шла – очень неудачно тот осколок ей в бок вошел, еще бы чуть-чуть, и до сердца достал. А тут еще и выкидыш. С утра до вечера под капельницей лежала – крови-то сколько потеряла, да и сейчас ей врачи еще вставать не разрешают.

– Ну а девочки? Заговорили?

– Нет! – глухо ответил Глеб и даже зубами скрипнул. – Чертова прорва врачей вокруг них, а толку никакого! Во сне стонут, писаются, всего боятся… Прижмутся друг к другу и сидят, смотрят на всех испуганными глазами. Чуть что – тут же в рев! Только возле матери и успокаиваются. Ей широкую кровать поставили, так они по обе стороны от нее лягут, прижмутся и только тогда спокойно спят. А как их на ночь у нее забирают, так они опять в рев, – тусклым голосом рассказывал Глеб, а потом не выдержал: – Добраться бы мне до той суки, которая все это устроила, своими бы руками на мелкие кусочки живого резал!

– Подобный вид наказания УК РФ не предусмотрен, – охладил его пыл Гуров и посоветовал: – Детей ведь можно и к отцу пускать. Он-то, надеюсь, не под капельницей?

– Нет, это не выход, – кратко ответил парень.

Лифт остановился на последнем этаже, и, когда его двери открылись, возле него оказались два охранника, причем в руках одного из них был металлодетектор.

– У меня нет оружия, – сказал Лев, ничуть не солгав, потому что его пистолет лежал на работе в сейфе, но его все равно проверили, да еще и в борсетку заглянули.

– Шеф весь этаж снял, но лишним не будет, – объяснил Глеб, не сделав ни малейшей попытки извиниться.

– В каждой избушке свои погремушки, – пожал плечами Гуров и поинтересовался: – Как твоего хозяина зовут? Надо же мне к нему как-то обращаться.

– Николай Владимирович Чугунов, можно просто Николай. Хочу сразу предупредить, что я буду присутствовать при вашем разговоре.

– Знаешь, я сейчас развернусь и уйду! – не выдержал Гуров и остановился.

– Не злитесь – так надо для дела, – сказал Глеб и, поколебавшись, объяснил: – Николай пьет. Говорит, что иначе с ума сойдет – очень переживает, что ногу потерял. Как на следующий день после операции начал, так и не останавливается, к вечеру уже никакой, а наутро – все сначала. Вчера прошел приказ до вашего прихода ему спиртное не давать, чтобы он вменяемый был и смог на ваши вопросы ответить. Так что он сейчас трезвый и злой. Если меня не будет, он может вас просто послать или, например, попросить достать из шкафа пакет. И вы достанете – как же больному не помочь? А там коньяк! Он выпьет, и вы от него уже ничего не добьетесь – ему сейчас и ста граммов хватает, чтобы отключиться. Вот когда вы у него все выясните, коньяк ему отдадут обратно. – Он остановился возле одной из палат и открыл дверь: – Нам сюда.

Они вошли, и Гуров увидел лежавшего на кровати с ногой на вытяжке небритого мужчину, который со скучающим видом смотрел в экран висевшего на стене плазменного телевизора. Он обернулся на звук, и Лев внутренне передернулся: испитая, небритая физиономия Николая не вызвала у него ни малейшего сочувствия – он терпеть не мог слабаков.

– Это человек, который вас нашел и о котором вас предупреждали, – сказал Глеб.

– Лучше бы не находил, – буркнул тот. – Чем так жить, лучше не жить совсем!

– Не надо так пессимистично. Вы вправе считать себя героем – вы же свою семью от смерти спасли, – заметил Лев.

– Моя семья – это моя забота, – неприязненно ответил Чугунов. – Что вы хотите узнать?