Я почти вышла к главной дороге, когда наткнулась на Блудсворда.

– Какая встреча, о моя сладкая Элисон.

Сегодня от него снова разило кровью. А рядом не было совсем никого из взрослых. Никто даже не знал, где я. Когда еще хватятся, когда станут искать в малиннике?

Мне стало очень страшно.

– Здравствуйте, сэр. – Я попятилась, но он подошел ближе. И облизнулся.

– Что вы делаете здесь одна, бесстрашная Элисон? Разве матушка не предупреждала вас, что юным леди опасно прогуливаться по глухим местам в одиночестве? – продолжал он все так же шутливо.

– Предупреждала. Я уже иду домой, – я хотела в доказательство своих слов удрать к калитке, но он поймал меня за руку.

– Я провожу вас, милая Элисон.

– Не надо! Я сама!

– Тс-с-с, скверная девчонка! Не надо спорить со старшими, – в игривом голосе прорезалась сталь.

А потом из-за наших спин раздалось глухое:

– Отпусти девочку.

Блудсворд повернулся, но моей руки не выпустил. Так что и мне пришлось повернуться вместе с ним.

– Ба, какая встреча, – граф все же отпустил мое запястье, чтобы шутливо взмахнуть руками. Тут бы мне и убежать, но я осталась стоять. – Не ожидал встретить вас здесь… святой отец.

Мне показалось, что последние слова он сказал так, словно издевался. Или не верил, что отец Вимано – священник.

– И чем вызван ваш интерес к этому милому ребенку… святой отец?

– Я ее духовник. С благословения ее матери.

Отец Вимано в этот раз не улыбался. Лицо у него было мрачное, даже злое. И стоял он, весь подобравшись, и смотрел на графа, будто прикидывал, куда бить удобнее. В ту минуту патер показался мне очень сильным. Я знала, что священникам нельзя бить или калечить людей, но тогда подумала, что отец Вимано, если будет надобность, сможет и ударить, и искалечить.

И от этого стало спокойно.

Он едва мазнул по мне взглядом и велел:

– Иди отсюда, Элисон.

– Идти… – я растерялась. – А как же вы?

– Иди. Все будет хорошо. Твои родные, наверное, волнуются.

Он все правильно говорил, но я не хотела оставлять отца Вимано наедине с вурдалаком, который не боится солнечного света.

– Может, помощь позвать?

Блудсворд глумливо улыбнулся:

– Помощь?! Помилуйте, моя бедная Элисон! Не начался ли у вас один из тех странных приступов умопомрачения, которые, как я слышал, весьма обычны для вас? Какую помощь вы собрались звать? И для кого?

– Иди, Элисон, – повторил отец Вимано с таким видом, как будто знал, что делает.

Я и ушла.

Больше я его в живых не видела.

* * *

– Терранс!

Молчание.

– Терри, выходи. Ну пожалуйста!

Тихий смешок. У стены появился полупрозрачный силуэт:

– Чего тебе, Элли?

– Терри, мне ужасно плохо. Мне надо кого-нибудь обнять и поплакать! Я так больше не могу!

– А я тут при чем?

– Гад! Гад ползучий, – я села на кровать и заплакала.

Призрак опустился рядом:

– Ты же знаешь, я не могу тебя обнять.

Я сердито отвернулась. Обняла подушку, уткнулась в нее, но все равно чувствовала, как Терранс смотрит ласково и насмешливо. Под его взглядом слезы сами высыхают, но я все равно продолжала выдавливать из себя всхлипы. Очень хотелось, чтобы он меня пожалел и утешил.

– По какому поводу плачем, Элли?

– А то ты не знаешь? Ты же всегда рядом.

– Все равно расскажи. Станет легче.

– Все не так. В моей жизни все не так, Терри. Моя мать – истеричка, единственный друг – призрак. Мой брат сбежал с ши накануне слушания дела о наследстве. У меня приступы падучей, галлюцинации и провалы в памяти. И в довершение всего на мне хочет жениться мерзкий зловещий горбун. Этого недостаточно, чтобы плакать?

– Ну, если смотреть на дело с такой стороны…

– А с какой еще, Терранс?

– Можно перебирать свои утраты и становиться беднее. Можно вспоминать, чем владеешь, и становиться богаче. Не ты ли недавно жаловалась, что на тебе никто не хочет жениться?