На этом его терпение закончилось. Он понесся за ней, перепрыгивая через две ступеньки, наплевав на соседей, слышащих спор. Если сейчас он не сломит сучку, то каким образом будет добиваться возвращения семейного гнезда? Пытками?
Он догнал её в тот момент, когда она почти захлопнула дверь своей квартиры. Перехватил замок и прорычал: «Ты пустишь меня или тебе несдобровать!» Вика подчинилась, но постаралась ускользнуть в глубину комнат. Не тут-то было! Ярослав, словно зверь, одним прыжком очутился возле неё и крепко обхватил за талию. Она бешено боролась, пытаясь укусить его, лягнуть, дать выход своей непонятной ярости. Билась и извивалась в его железных руках. Он держал надежно, даже грубо. Лицо Вики раскраснелось. Ярослав приподнял её и прижал к груди. Запер дверь и прислонил злючку к стене.
Он чувствовал негодование даже внутри позвоночника.
– Какого черта ты бегаешь? – заорал он.
– Оставь меня в покое! – взвилась она, начиная дрожать всем телом.
– Да что с тобой? – Ярослав не собирался сдерживать голос.
– Оставь меня в покое!
– Нет! – выплюнул он. – Успокойся!
Тяжело дыша, они смотрели друг на друга несколько минут. Её ноздри трепетали, и ему вдруг нестерпимо захотелось взять её прямо здесь, на полу. Вот черт! Она его с ума сведет!
– Мне больно, – Вика снова попыталась вырваться, но он еще плотнее прижался к ней. Что ему делать?
Попытался поцеловать, но она стала вырываться как сумасшедшая.
– Отпусти меня! – она извивалась, но только распаляла его еще больше, – пусти!
Все его тело превратилось в огонь. Он плохо соображал. Он чувствовал, как слабые Викины руки упирались ему в плечи, отталкивали его, но он только крепче стискивал её, не в силах отпустить, оторваться от неё. И хотя мысли её блуждали где-то далеко, тело было совсем рядом с его губами, и Ярослав не мог отказаться от её влекущей красоты. Пусть она отворачивалась и сжималась от поцелуев, пусть её отказ раздражал его, он в то же время разжигал в нем еще более страстное желание.
– Вика! Вика! – он должен подумать за них обоих. – Тихо! Стой! Я не сделаю тебе ничего плохого. Прошу тебя! Перестань! Что происходит? – он ослабил хватку. – Не убегай. Прошу. Давай поговорим. Что случилось? – Почему он должен успокаивать ее, когда мог просто завалить здесь?
– Ничего, – она не смотрела ему в глаза, но дергаться перестала.
– Ничего? Ты уверена? – «Она что, издевалась?»
– Да.
– Тогда почему ты бегаешь от меня?
– Не твое дело. – Наконец-то хотя бы обиженные нотки в голосе, а не сумасбродная злость.
– Очень даже мое. Я что-то сделал не так? – «Эти сопли сведут его с ума!»
– Да. – «Ого!»
– Что? – он заискивающе глянул в глаза.
– Ничего, – она не поднимала ресниц. Хорошо хоть перестала рыпаться!
– Я должен сам догадаться? – Он был само смирение.
– Да, – голос ребенка.
– Нечаянно обидел твою подружку?
– Нет.
– Съел твой йогурт?
– Нет.
– Забыл поцеловать утром?
– Нет, – наконец-то подняла взор.
– Ты передумала выходить за меня замуж? – затаил дыхание.
– Нет. – Облегчение.
– Малыш, ты не хочешь помочь мне?
– Нет.
– Пожалуйста! Давай я буду предполагать, а ты говорить тепло или холодно.
Она посмотрела печально исподлобья:
– Ты ведь хочешь, чтобы я стала твоей женой?
– Да, – уверенно и даже страстно ответил он, и черт его дернул спросить: – ты хочешь ребенка?
Ее глаза расширились, он прочитал в них удивление и… предчувствие? Она сглотнула:
– Это да. Но расстроилась я не поэтому. – Вот черт! Не надо было говорить про детей! Ярослав мысленно ударил себя по лбу! Кто за язык тянул?
– Почему же? – вопросительно склонился к ней, как к несмышленышу.