Самоанализ и открывшееся откровение озадачили Мамма. До того он был уверен в своём предназначении Помощника Наблюдателя. И поступал как Помощник. И нравилось ему быть Помощником.

Однако всё это было не более чем самообманом. Надо теперь пересматривать убеждения, а кому такое нравится?..

Программа.

– Плакал твой Помощничек, – сказал Ветров и задал Татьяне вопрос: – Он может членораздельно объяснить своё поведение? Почему он бросил Индевлада?

– Может, но не хочет. Он жалуется на неков. Те, якобы, его оскорбили и подменили.

– Да, характерец у него. Это ты его наделила таким. Не хочу… Жалобится вот.

– Нет, Игорь. Я ни причём. Это он сам приобрёл. Они все там что-то приобрели. И мы для них уже не создатели, – печально сказала Татьяна.

– И Индевлад?

– И он! – отрезала Татьяна, чтобы прекратить неприятный ей разговор.

Она была обеспокоена не только поведением и положением Индевлада, но и состоянием Вовочки, устроенным спать на столе. Вовочка стонал во сне и пытался что-то говорить.

Иногда несколько слов удавалось понять. И Татьяна большую часть времени проводила с ним, чтобы не пропустить сказанного.

– Как тут, Танюша, дела? – услышала она вдруг вкрадчивый голос.

Она обернулась и увидела рядом Мазкова. Вероятно, удивление на её лице проявилось так явственно, что Мазков отпрянул от неё. Было от чего удивиться. Никогда ещё начальник отдела так не обращался к ней. И она терпеть не могла, когда её называли Танюшей или Танечкой. О том все знали.

– Шипящее, тоненькое и противное обращение! – говорила она. – Никто не смейте меня так называть! Лучше Танькой зовите.

Мазков так и не услышал ответ на свой вопрос и пошёл вдоль дисплеев, за которыми трудились сотрудники лаборатории. У стола Ветрова он остановился, и что-то зашептал ему на ухо, отчего у Игоря стало вытягиваться лицо от отпадающей челюсти.

– Да что вы, Павел Андреевич?! – воскликнул он. – Я обычный сотрудник лаборатории. Как все. Даже не кандидат наук. Сижу тут, ведаю своим участком Программы. И всё. Индевлад открыл Серкора. Вот его и спрашивайте, кого внести в заявку.

Мазков сделал безразличное лицо и продолжил обход лаборатории. Ветров изобразил круглые глаза и показал Татьяне, что у начальника отдела в голове не всё в порядке.

Славина отмахнулась. В это время заговорил Вовочка, и она наклонилась к нему поближе.

Мазков ещё раз пофланировал между столами. На него никто не обращал внимания.

Реальный мир.

– Н-да… – Мазков озабоченно почесал обеими руками залысины, виновато посмотрел на Корчагина. – Хорош я там у них. Ничего не скажешь.

– Да и я… – Корчагин с досадой махнул рукой. – Все мы там жуткие обыватели и склочники.

Мазков вздохнул.

– Сами на себя наклепали, как могли. Вот тебе и научная целенаправленность. Друг на друга или друг перед другом… О начальстве думают всегда плохо.

– Ладно, Павел Андреевич, бог с ними. И с нашими, и с теми… Из-за тех до нас могут не дойти эффекты, которые просматриваются в их Программе. Недаром у них сыр-бор разгорелся из-за этого абсолютного преобразователя. Как вы думаете, что это такое?

Мазков пожал плечами.

– В перпетуум-мобиле не верю. Однако они ведь там уверены в его идеальности. Абсолютности… Удивляет и неустранимая Лакуна в их Программе. Тоже вопрос, что это такое? Да и одиссея… как его? Индевлада?

Корчагин коротко кивнул.

– Индевлада. Индексовый Владимир… А ведь любопытно у них придумано ввести в Программу Наблюдателя, его Помощника, Проводников, группу изоляции!

– Любопытно-то любопытно, – опять вздохнул начальник отдела. – Но как они это сделали? Попробуй ты ввести такого Наблюдателя… Не знаешь как? То-то. А у них всё это просто… Как будто. И ещё такой детский вопрос. Зачем они Наблюдателя вообще ввели? Цель? За кем или за чем наблюдать? Не думали?