Вышел еще более угрюмый лейтенант. Внимательно просмотрел представленный нами список и выдал резюме: «Хреново». Вывод этот предназначался не тому, что он прочитал, а каким-то своим мыслям – скорее, всей ситуации в целом. После чего залез на ближайший стол, чтобы его было видно всем, и, окинув народ мрачным взглядом, произнес:

– Значит так. Сразу скажу, что достоверной информации о том, что произошло, у меня нет. Так что буду говорить только то, что знаю точно. У нас завалило оба выхода. Главный – наглухо, запасной можно откопать. В остальном убежище полностью цело и жизнеспособно. Запасов хватит надолго, так как оно рассчитано на тысячу человек в течение года. Нас в шесть раз меньше. И еще, самое плохое, – он сделал паузу. – Я только что проверил фильтры, они излучают слабую радиацию. Это означает, что радиационный фон на поверхности повышен. Посему я делаю вывод, что по нашему городу было применено ядерное оружие. Кем, почему – не знаю. Никакой связи ни с кем нет. Рассчитывать мы можем только на себя. Текущей задачей считаю восстановить запасной выход и наладить связь с соседним убежищем.

«Радиация! Ядерное оружие!! Соседнее убежище!!!» – слова были все страшнее и страшнее, но последние прозвучали, как надежда, развеивающая тревогу.

– А где соседнее убежище? – спросил Изотов лейтенанта.

– Под основным корпусом, вход рядом с КПП. Оно больше нашего.

Они были возле проходной. Они могли спастись! Нет, должны были спастись, просто обязаны!!! – Мысли опять заскакали у Максима в голове. Народ тихо роптал, обсуждая услышанную информацию. Многие женщины плакали. Оцепеневшие здоровые мужики стояли с отсутствующим взглядом. Все переживали за своих близких и родных, понимая, что шанс увидеть их живыми очень невысок. Безжалостная правда не оставляла места надежде. Даже жизнерадостный рядовой Латышев, наконец осознав масштабность происходящего, сидел возле стены, накрыв голову руками, и, похоже, ревел, как мальчишка.

С момента катастрофы прошло около суток. Эмоции улеглись. Но какие это были сутки! Оглядываясь на двадцать четыре часа назад, Изотов мог сказать, что только огромное количество работы, навалившееся тяжелым грузом, спасло его от сумасшествия. В первые часы после ошеломившего всех известия, огромное помещение превратилось в царство скорби и рыданий. Куда ни кинь взгляд, везде натыкаешься на собравшихся в группы женщин и мужчин, тихо плачущих, а иногда и завывающих в голос, причем независимо от половой принадлежности. Временами то один, то сразу несколько мужчин кидались к заблокированному выходу в тщетной попытке открыть его.

Врач метался от одной группы к другой, и на пике этой всеобщей истерии, как ушат холодной воды для всех, прозвучало известие о смерти Валентины Семеновны – единственной медицинской сестры. Пробравшись среди монтажных столов к амбулатории, находящейся в отдельном закутке, и только увидев ее перекошенное лицо, Изотов констатировал инсульт. Дышать в помещении становилось все тяжелее. Видимо, какие-то повреждения в вентиляционной системе все же были. И не удивительно. Удивительно было другое, почему все еще живы.

Этот вопрос, а точнее его несправедливость (почему мы живы, а все родные и близкие превратились наверху в радиоактивную пыль?), постоянно занимал умы всех находящихся внутри убежища. В голову закрадывалось простое решение проблемы – покончить с этим одним махом. Не только Максиму приходило на ум такое решение прекращения мучений.

В ответвлении коридора нашли двух повешенных на собственной одежде. Мужчина и женщина. Никто и не заметил, как они уединились. Да и никому, по большому счету, не было до них никакого дела. Наверное, это случилось, пока врач возился с Валентиной Семеновной. К тому моменту, когда их обнаружили и экстренно позвали его, сделать уже ничего было нельзя.