Когда же Советский Союз развалился, сразу же отвалились и все эти связи промышленности. Мало кто задумывался о том, почему в Союзе цена на товар была фиксированная? Никто не спорит. Был определенный дефицит. Этот дефицит иногда создавался умышленно. И тогда на некоторых товарах можно было играть ценой. Но неофициально. Например, вы хотите купить себе какие-нибудь хорошие сапоги? Бывает. Но их нет в продаже. Однако вы знаете о том, что у заведующего складом имеются возможности. Вы идёте к нему. Стоят такие сапоги, к примеру, рублей двадцать пять. Достаточно большие деньги по Советскому времени. Так вот… Сапоги стоят двадцать пять рублей, а завскладом говорит, что ради вас он согласен их достать. Но дешевле тридцати пяти или сорока рублей не получится этого сделать. Что вы сделаете? Будете ждать, пока сапоги всё-таки завезут в магазин, чтобы стоять в огромных очередях, и купить себе пару? Или всё-таки дадите ему на пять – десять рублей больше, чтобы получить новенькие сапоги прямо из рук в руки без особой нервотрёпки? Естественно, что вы выберете второй вариант. Так как понимаете, что всё то, что будет потом, если вы сэкономите здесь, не стоит тех денег, которые вы теряете сейчас. Скупой платит дважды. Именно на этой поговорке часто и играют такие хитрецы. Поэтому можно понять главный факт. Дефицит был нужен именно для таких вот умников. Они его и развивали. Что стоит завскладу задержать партию сапог, пока несколько пар не продаст своим знакомым с наценкой? Ничего. Для него это не особая сложность. Придумает какую-нибудь проблему с транспортом или грузчиками. И всё. Вопрос решён.

Так вот… Что касается строгой цены. На товарах цену выбивали прямо на заводе, если взять какой-нибудь товар, имеющий твёрдую поверхность, именно по этой причине поднять цену по собственному желанию продавцы просто не могли. Так как эта цена была признана официальной комиссией, которая решала эту проблему по-своему. Дело в том, что комиссия в первую очередь рассматривала необходимость такого товара для населения. а не его себестоимость. Я видел то, что мне впоследствии показывал дед. Перочинный нож, стоимостью в один рубль. Если посмотреть на материал, из которого он был сделан, а также и добавить сюда то, сколько работы было вложено в подобные изделия, то становилось понятно, что он стоит дороже. Даже просто по себестоимости. Его себестоимость была минимум рублей пять. Но цена стояла – один рубль. Как именно они решали этот вопрос, мне было не совсем понятно. Но понятно было то, что вроде бы это было заботой о населении. Хорошо.

Однако основная проблема в данном вопросе заключалась именно в том, что все эти производства были завязаны друг на друга. Ресурсные базы находились очень далеко, и поставлялись эти ресурсы дёшево только благодаря тому, что за этим всем стояло государство. По сути, все эти предприятия в основном работали в убыток самим себе. Это стало понятно когда все эти связи разорвались. Ведь, например, поставка того же хлопка с республики вроде Таджикистана, на территорию какую-нибудь Ивановской швейной фабрики оказалась просто нерентабельной. Стоимость этого материала хлопковой ткани, которую могли производить прямо на месте, в той же среднеазиатской республике, оказалась слишком велика. То же самое можно сказать и про другие ресурсы. Они буквально взлетели в цене. Как результат, всё начала разваливаться. Также, как и развалился Советский Союз.

Но я успел закончить школу, и не был ни пионером, ни комсомольцем. Хотите знать почему я не рвался в их ряды? Вроде бы всё там было прекрасно. Ты всегда имеешь товарищей рядом, которые тебе помогут, и поддержат в трудной ситуации. Те же комсомольцы шествуют над пионерами, и октябрятами… Всё с виду хорошо. Но мой дед, после того как его предали, прекрасно помнил о том, что узнал в том же лагере. Начнём с того, что не успели начать его судить, как тут же было проведено партийное собрание, где все его товарищи, которые прекрасно знали что он за человек, единогласно проголосовали за исключение его из Партии. Причём, без права восстановления. Вы знаете о чём это говорит? Они все предатели. Никто не подверг сомнению тот факт, что он действительно враг, и не задумался о том, что его банально оговорили. Для него было смешным то, что потом уже, перед тем как он покинул лагерь, в том же лагере он встретил того самого парторга, который в первый же день, как только узнал об аресте моего деда, собрал партийное собрание, чтобы его исключить из Партии. Он тоже пытался доказать, что его оговорили. Но кто его слушал? Дед тогда просто посмеялся ему в глаза. И спросил о том, как тот чувствует себя на месте тех, кого банально предавал? Только тогда парторг понял, что чувствовал мой дед. Он попытался извиниться. Но разве извинения исправят то, что произошло? Если бы партийная ячейка, в которой он состоял, а в частности партийная ячейка завода, куда дед вернулся на работу после войны, заступилась за фронтовика. Постаралась бы потребовать тщательного расследования и предоставления доказательств, а не просто написанного, как говорят,