-Гордей, - шепчет она каким-то севшим, надтреснутым голосом.

Смотрю ей в глаза. Она моргает и по щекам синхронно бегут две маленькие слезинки.

И здравый смысл мой отключается, как по щелчку!

Делаю последний шаг к ней навстречу, раскрывая объятья. Мы со всем разберёмся! Мы всё выясним! И, выяснив, забудем напрочь! Она дёргается навстречу. И меня топит в невероятной эйфории, в предвкушении, в счастье...

Но в эту секунду её телефон, брошенный на журнальном столике в центре моей гостиной, начинает громко трезвонить незнакомой мелодией, не позволяя нашим объятьям случиться.

Нас словно отталкивает в разные стороны. Мы одновременно шагаем прочь друг от друга. Она уходит к телефону, а я внезапно вспоминаю о том, что снова оставил ребёнка одного! Да ещё на кухне, где столько всего опасного - вилки, ножи, газовая плита в конце концов!

Залетаю в кухню. И наблюдаю вполне себе мирную картину. На столе стоят в ряд четыре тарелки. В каждую из них большой горой ложкой нахреначена куча торта - этакая каша. Каша из дорогущего авторского торта. Сверху в каждой куче торчит по прянику на шпажке. И Эми увлечённо накладывает ложкой, теряя кусочки на пол и поверхность стола, в пятую, к счастью, последнюю посудину.

Поднимает на меня радостный взгляд.

-Смотли! Это - тебе! - ложка тыкается в тарелку с самой внушительной кучей йогуртно-бисквитной каши.

Ну, спасибо! Хоть не обделил! Тыкает в тарелку с кучей поменьше.

- Это - маме.

-Та-а-ак, - подбадриваю его, показывая на следующую. - А это кому?

Сейчас, Дани! Сейчас я выведаю все твои тайны!

-Это, Лексу!

Ах, ну да! Рекса забывать нельзя!

-Ладно! - ещё не все варианты перебраны! - А это?

-Бедным.

-Кому? - поражаюсь я.

В смысле, обездоленным? Невольно улыбаюсь. Сразу видна "рука" Дани - она вечно помогала больным детям, пострадавшим при пожарах, подавала нищим на улице. И он будет таким же - добрым, сочувствующим... А от меня? От меня ребенок ничего взять не смог из-за её эгоизма!

Он пожимает плечами, отправляя кусок торта себе в рот, видимо, не до конца понимая этот философский момент с социальным неравенством в обществе. Личико перепачкано, но, кажется, довольное. И я вдруг понимаю, что вот этот бардак вокруг - это такая ерунда! Да я это сам за полчаса запросто уберу! Пусть только он будет доволен! Пока мы как-то не наладим нашу связь... Или как там? Не сформируем отношения? Не привыкнем друг к другу?

С радостью понимаю, что как только Дани теряется из моего поля зрения, её воздействие на меня ослабевает! И я снова чётко и ясно помню в подробностях, как она поступила со мной. И ужасаюсь, как только в мою голову смогла прийти эта бредовая идея - всё ей простить и принять обратно!

Ты, Трофимов, вспомни ещё о Сэме! Точно... Сэм же меня предал!

Спустя час отвожу их обратно. Эмиль спит, положив Дани на колени голову. Запрещаю себе смотреть на них. Но приходится напрягать буквально всю свою силу воли - глаза так и норовят без разрешения мозга подползти к зеркалу заднего вида и еще раз увидеть эту трогательную картинку.

Ох, Трофимов, что же тебя там торкнуло-то так! Простить ей всё захотел! Потому что она плакала? Потому что видел ее лицо, когда она держала в руках ту фигурку со стрекозой? Невозможно, конечно, прочитать ее мысли, но то, что она была неравнодушна и расстроена, тут уж никаких сомнений!

Остановившись, достаю все еще спящего ребенка из машины.

- Я сама! - пытается возражать Предательница, явно не желая, чтобы я нес его в квартиру.

А что так? Там можно увидеть следы пребывания другого мужика? И что? И так ясно, что он есть! Но вот тот факт, что этим мужиком может быть Сэм... Тут уже совсем другой расклад!