— Надевай. И вообще — я, может, перед тобой покрасоваться хотел. Увидишь мои мышцы и влюбишься, — демонстрирует мне бицепсы.
— Это вряд ли, — отвечаю и блаженно мурлычу себе под нос. Потому что меня окутывает аромат его духов. Что-то шипровое, немного резковатое. Но невероятно приятное и щекочущее рецепторы.
— Почему?
— Меня не мышцы, а интеллект в мужчинах возбуждает, — баррикады, которые я пытаюсь выстраивать между нами, получаются из тонкого картона. Сама же их и рушу. Почему я не могу его жестко послать? Общаясь с ним, я лишь продлеваю себе агонию. Знаю же, что потом будет тяжелее рвать. Пластырь надо отдирать резко, одним рывком.
— То есть моим мозгам ты сразу низкую оценку поставила?
— Прости, на академика не тянешь.
Мы идем совсем рядом, наши руки иногда соприкасаются. Кожа к коже. Это как удар электрошокером. Двести двадцать, не меньше. Я каждый раз вздрагиваю. Пытаюсь проанализировать свои мысли, поведение, реакции тела за последние несколько дней после встречи с Ермаковым и не могу найти логического объяснения.
С Тимуром все было по-другому. Очень медленно, со скрипом. Сначала было уважение к профессионалу и восхищение его достижениями в работе. Он долго и настойчиво добивался меня. Не ухаживал, а именно добивался. Пока окончательно не добил. Не цветами и прогулками, а своими изощренными методами.
— Да я вроде и не претендую. А вот ты опять из васаби в ледышку превратилась, — шибанутый гладит ладонью свой рельефный торс.
Мышцы меня не интересуют? Ага. Что же я глаз не могу оторвать?
— Обиделся? — совесть колет острой иголкой в сердце.
— Не имею такой привычки, — легко отвечает он.
С ним вообще очень легко и комфортно. Как будто сто лет знакомы. Не надо из себя изображать ничего. А еще он невероятно простой. Несмотря на миллионные счета. Манера одеваться, держать себя с людьми. Ни грамма заносчивости. Не надо догадываться, в каком он настроении и как себя вести. У Лешки все эмоции на лице написаны.
— Зато имеешь привычку грубо вмешиваться в чужую жизнь. А если бы у меня дома муж был? Что тогда?
— Нет у тебя ни мужа, ни детей.
Ловлю, изучаю каждый его жест, манеру говорить, расслабленную походку. И мне все до невозможности нравится. Разве так бывает, чтобы сразу и вдребезги? Я давно запретила себе чувствовать, иначе отношения с Тимуром не вывезла бы. В сердце давно Северно-Ледовитый. А пришел Лешка и своей лучезарной улыбкой растопил глыбы льда. Вместо того чтобы жестко оборвать общение и зарубить зарождающиеся чувства, я, дурочка, с каждой минутой все больше проникаюсь к нему.
— Уже справки навел?
— Сразу же. Работа такая, — подмигнув, прячет меня за спиной, когда мимо нас проходит мужчина с огромным питбулем без намордника.
— Я сделала то же самое. Много интересного о тебе узнала, — мне нравится его провоцировать. Но шибанутый не ведется.
— Сразу говорю: все вранье, — ускоряя шаг, подходит к ларьку и покупает для нас чай.
— Спасибо, — принимаю стаканчик. — Ты же еще не знаешь, что там про тебя болтают.
— Боюсь представить, — нагло смотрит в глаза.
— Говорят, что ты бабник, — делаю глоток, и становится так тепло… или меня согревает близость мужчины?
— Был до встречи с тобой. А тебя увидел и присох.
Вот же балабол! Было бы мне лет восемнадцать я, наверное, с ума бы сошла от счастья. Но мне двадцать шесть, с меня давно сняли розовые очки и показали, что доверять можно только себе.
— А кто эта девушка, с которой ты из клуба вышел?
— Васаби, ты уже ревнуешь. Ну скажи же, что без ума от меня. Признайся. Осчастливь бедного мужика, а то я скоро худеть начну от тоски по тебе, — сначала горячее дыхание обжигает щеки, а после настырные губы накрывают мои.