– Да, Китти, – сказала я, только чтобы угодить ей. Мне снова пришлось проглотить обиду. – В нас обеих течет королевская кровь. – Мои слова вызвали у нее улыбку, а когда она улыбается, мне кажется, что выходит солнце. Мы услышали шаги – люди возвращались с арены для турниров. – Слышишь, все идут на ужин. Нам лучше тоже пойти, пока нас не хватились.

Мы пошли, держась мизинцами, в большой зал, где были накрыты столы. Люди прибывали. Кэтрин вертела головой, ища взглядом Гарри Герберта. Его отец здесь, а его самого нет; я почувствовала, как Кэтрин сжимается. Она расстроена. Marxian стоит у возвышения; она поманила нас к себе. На возвышении сидят король и королева. Я вздохнула, и Кэтрин помогла мне подняться, потому что ступеньки слишком высоки для меня. Мы присели перед их величествами; все заметили, что мы переоделись, тогда как остальные пришли в том, в чем были на поединке. Фелипе отошел туда, где собрались его соотечественники, и королева хлопнула себя по коленям, веля мне сесть на них. Мне снова пришлось изображать ее ручную обезьянку.

Лошадь Левины пробиралась в толпе. Женщина радовалась, что ее сопровождает грум, потому что в воздухе пахло насилием. Они ехали как бы против течения, потому что толпа двигалась к Смитфилду, где только что Левина получила новые краски у своего поставщика. Его лавка была втиснута за церковью Святого Варфоломея. Левина спешила в Уайтхолл; ей будет позировать сам кардинал. Она боялась опоздать и опозориться, но толпа делалась все плотнее, а люди беспокойнее. Чуть раньше, проезжая через рыночную площадь, Левина видела посередине столб. Скоро еще одного несчастного привяжут к столбу и сожгут на костре. Такая судьба уготована пребендарию собора Святого Павла – он не захотел отречься от своих убеждений. Левина несколько раз видела его в городе, и он всегда казался ей человеком благоразумным; кроме того, его отличала мягкость в обращении. Она старалась гнать от себя мысль о том, что сожжения начались так скоро после возвращения кардинала из долгой римской ссылки и восстановления старых законов о еретиках.

Поднялся шум, и ее конь испугался, встал на дыбы; копытами он едва не ударил по голове какого-то прохожего.

– Усмирите свою зверюгу! – крикнул тот, грозя кулаком и скалясь, как дворняжка.

Левина боролась с непокорным конем, но тот все больше пугался криков и шума. Она вздохнула с облегчением, когда грум взял ее коня под уздцы, что-то шепнул ему на ухо и утешил его.

На площади снова поднимался шум.

– О боже! – вскрикнула Левина.

Должно быть, привезли приговоренного. Она надеялась избежать страшного зрелища, но они застряли в толпе, а народ все прибывал, чтобы поглазеть на казнь. Она молилась, чтобы все поскорее закончилось, и радовалась сильному ветру – костер разгорится быстро. Левина надеялась, что кто-нибудь додумался передать бедняге мешочек с селитрой, чтобы он быстрее отправился на тот свет. Сердце у нее сжалось – славный человек не должен умирать такой страшной смертью… Она еще никогда не присутствовала при сожжении и не испытывала такого.

Она оглянулась – проверить, где Герой. Пес был рядом; он прижал уши к голове и закатил глаза. Даже Герой понимал, что затевается что-то плохое, что на площади собралась не просто грубая толпа, как обычно. Пес чувствовал кровожадность зрителей. Левина услышала мучительный визг; к небу поднимался клуб дыма. Она пожалела, что обернулась. Ветер дул в их сторону; от дыма слезились глаза. Она слышала жуткие вопли, от которых сжималось сердце. Потом она почувствовала тошнотворный запах горелой плоти; рот Левины непроизвольно наполнился слюной. Злясь на себя, она зажмурила слезящиеся глаза, зажала нос и рот платком. К счастью, толпа уже поредела и они могли двигаться быстрее.