Мне хотелось соскочить с ее колен, выбежать из комнаты, из дворца – подальше от нее.

– Можно мне уйти? – прошептала я, перебивая ее молитву.

– Конечно, милая Мэри, ступайте, побегайте, – вот и все, что ответила она. Она ни словом не заикнулась о моей сестре, которую собиралась казнить, – ни единым словом! Когда я подошла к двери, она окликнула меня: – Мэри! – И я обернулась, думая, что она что-нибудь скажет. – Пришлите ко мне Сьюзен Кларенси и Джейн Дормер.

Из меня как будто выпустили весь воздух. Мне с трудом удалось выйти из ее личного кабинета.


Кто-то сжал мне плечо.

– Давай я уложу тебя спать, та petite chérie[9]. – Это Maman. Судя по тому, что у меня затекла шея, я, наверное, задремала, хотя как мне это удалось под громкую музыку и топот танцующих, сама не понимаю.

Она подхватила меня на руки и унесла из зала, но не в девичьи покои, а в свои, где нежно уложила на большую кровать под балдахином и стала раздевать.

– Но, Maman, а как же ваши приближенные? – сонным голосом спросила я, вспоминая, сколько дам делят с ней комнату.

– Не бойся, Мышка, – ответила она. – Я обо всем позабочусь. – Она слой за слоем сняла с меня наряды, пока я не осталась в одной сорочке, после чего нырнула на пуховую перину, похожую на облако. – Тебе лучше? – спросила она.

– Лучше, – ответила я. Какое-то время мы молчали; она гладила меня по голове, а я не могла не думать о Джейн; как я ни пыталась все понять, некоторые части истории оставались для меня загадкой до сих пор. – Мама, почему Джейн сделали королевой? – В голове у меня целый клубок спутанных вопросов.

– Ах, Мышка, не думаю, что…

– Только не говорите, что я еще маленькая! Расскажите, Maman! Я уже большая и могу знать правду.

Я видела наше большое родословное древо, длинный свиток пергамента, разрисованный переплетенными позолоченными ветвями и завитушками; здесь и там нарисованы птички и нечто похожее на фрукты, которые висят гроздьями, но на самом деле представляют собой маленькие портреты. Однажды отец развернул свиток на полу большого зала в Брадгейте; он показывал нам с сестрами наших предков-королей. Благодаря им в наших жилах течет королевская кровь. Наш прадед – Генрих Седьмой, первый король из династии Тюдоров. Водя пальцем по позолоченным линиям, отец показывал нам всех наших кузенов, чтобы мы знали, с кем мы состоим в родстве.

– Своей наследницей ее назначил молодой король Эдуард – pauvre petit[10]. Ведь мальчиков в роду не было.

– А Мария и Елизавета?

– Его сестры? Их законнорожденность многими подвергалась сомнению. Зато у твоей сестрицы Джейн все сходилось просто замечательно – она исповедовала новую веру, была набожной, ученой и вошла в подходящий возраст для того, чтобы родить наследников мужского пола… Идеальный выбор. – Marxian умолкала и вздохнула, словно боялась расплакаться при мне.

– Мама, но ведь вы тоже могли бы претендовать на престол, и даже перед Джейн?

– Ах, chérie! – ответила она, сутулясь. – Я отказалась от своих притязаний в ее пользу.

Я старалась отделить то, что только что узнала, от клубка запутанных фактов.

– Значит, это вы… – Я вовремя умолкла, чтобы не продолжить и не сказать «вы виноваты», но Maman поняла, о чем я думаю. Ее глаза заблестели от слез, и я протянула ей свой носовой платок, который она взяла, не глядя на меня.

– Я должна жить с этим позором, – сказала она. – J’ai bonte, jusque au coeur.

– «Мне стыдно до глубины души», – вслух перевела я. – Но зачем вы так поступили?

Она снова тяжело вздохнула, как будто была наполнена отравленным воздухом и хотела выгнать его из себя.

– Мышка, в то время твой отец попал под влияние Нортумберленда, лорда-протектора. Можно сказать, твой отец попал в его сети. Сейчас я утешаю себя тем, что у меня не было выбора. А правда это или нет… – Она умолкла. – Мы все иногда обманываем себя. С возрастом ты поймешь. – Свеча шипела и плевалась, ее пламя уменьшилось. – А когда Нортумберленд узнал, что молодой король Эдуард умирает, они с твоим отцом сговорились женить на Джейн его сына, Гилфорда Дадли. – В ее глазах вспыхнул гнев. – Я не давала своего согласия на их брак! Но мое слово не имело для них никакого веса.