В классе стояла гробовая тишина.

Историчка откашлялась и молвила:

– Кхе… Фамилия Сандино не склоняется… А так… Очень даже развёрнуто… Даже, я бы сказала, слишком.

Она потянулась за ручкой и пододвинула ближе журнал.

– А что такое «кердык»? – спросили из задних рядов.

Прозвенел звонок.

Физкультура была моим спасением. Я и так по всем её составляющим был лучшим в классе. И это не бахвальство, а факт. Здесь мне ничего и никому доказывать не надо, думал я, переодеваясь.

– Построились, – скомандовал Сергей Степаныч по кличке «Эс Эс».

Валерка Лисицын за лето вымахал и стал чуть выше меня. Я встал вторым.

– А у Шелеста освобождение, – сказала Мокина. – Он в голову ударенный и на учителей кидается. В кого интегралом, в кого азотом. Смотрите, Сергей Степаныч, как бы он в вас чем-нибудь не кинул.

Мокина имела вид и вела себя, как симпатичная белокурая бестия, и физрук от неё млел.

– Ты, Мокина, почему не переоделась? – Спросил физрук, пялясь на её коленки.

– Я форму забыла. Можно я так позанимаюсь?

Эс Эс облизнулся и махнул рукой. Странно, но раньше я этого не замечал. Пофиг было, наверное, кто как на кого смотрит? А тут, я видел всех. Переглядки, ухмылочки, подмигивания… Да-а-а… Кино и немцы. Вернее – немки.

– Что с тобой, Шелест?

– Да фигня, ангина была.

– Ангина не фигня. Мотор можешь посадить.

– Да я потихоньку. У нас же сегодня волейбол? Вы обещали, – пресёк я попытку физрука изменить слову.

– Обещал… Да… Канат надо сменить. Обещали леса подвести. Думал вы через коня попрыгаете, в длину.

– Канат мы сменим.

– Как? – Удивился физрук.

– Я залезу и сменю. На руке повисну…

– Ты, Шелест, точно стукнулся. Не получится у тебя.

– Я же альпинист.

– Никакому альпинисту это не под силу.

– Спорим? – Обнаглел я.

Физрук опешил.

– На что?

– Я буду до конца учёбы полы у вас мыть в каморке и прибирать.

Физрук прищурился и хитро скривился.

– В святая-святых нацелился?

Уборщица наотрез отказывалась прибирать в тренерской, и выносить бутылки.

– Заманчиво… – он поскрёб подбородок пальцами и прошептал. – С условием конфиденциальности.

– А то… – прошептал я.

– Действуй. Все бегом марш. Тридцать кругов.

Такой факт имел место в моём прошлом, но тогда я канат не заменил. Я почему-то возомнил, что, забравшись наверх, я ухвачусь и повисну на металлическом крюке, сниму с него канат, сброшу его вниз и повешу другой, подвязанный у меня к поясу.

Я тогда хоть и не был «стукнутым», но мозгами у меня было совсем плохо. Я представляю себя висящего на высоте восемь метров на одних пальцах безо всякой страховки и пытающегося надеть тяжелющий канат.

В той жизни я, слава богу, не смог снять канат одной рукой, хотя долго пытался. Но тогда и не спорили.

Я пол жизни вспоминал о своей дурости и постепенно придумал, как бы я смог реализовать задумку. Да, в принципе, что там думать. Всё придумано до нас.

– А с меня что возьмёшь? – Тихо спросил физрук.

– Вы позволите нам заниматься в зале офп. Факультативно.

– И что за ОФП такое секретное? Приходите и занимайтесь.

– Каратэ, – тихо сказал я.

– Что это?

– Японский бокс.

– Ладно, потом разберёмся. Если не противозаконно, пожалуйста, занимайтесь. Ты вести будешь?

Я кивнул.

– Лады. Даже если проиграешь спор, разрешу. ОФП – наше всё. По рукам?

– По рукам! – Подтвердил я. – мне нужны верёвки, какие сетку волейбольную держат. Есть?

Я знал, что есть. Я их видел в тренерской. Целый моток плетёной капроновой десятки. Хороший такой альпинистский линь.

Получив линь, я навязал двойной беседочный и подогнал его под свои бёдра пропустил через петлю на груди конец и завязал петлю.

Повесив крюк нового каната на пояс, я пополз по канату. Забравшись под потолок, я оплёл ногами канат и зацепил петлю страховки за крюк, торчащий из потолка, перекинув её через крюк каната и потихоньку отпустил канат, повиснув на верёвочных петлях.