Увидел, что после безвременного ухода из жизни основателя театра, главного режиссера Игоря Неупокоева, коллектив, оправившись от потери, постепенно обретает новую жизнь и приглашает к сотрудничеству режиссеров со стороны. Я написал Дмитрию с прямым и простым вопросом: нужен ли театру режиссер? Простота – хуже воровства. Ответа на мой вопрос не последовало.

Я отбросил эту идею, тем более в моей голове не было конкретного материала, который я мог бы предложить к постановке, сказать по правде, я вообще мало представлял, кому и куда пишу. Мне просто была нужна режиссерская работа, и я рассылал веером свое портфолио.

Рядом с домом, где я живу, располагается центр для особенных детей. Идя к метро, я всякий раз прохожу мимо зарешеченных окон и вижу висящую на здании табличку: «Особые дети иногда могут кричать и необычно себя вести».

Я никогда не слышал криков и не видел ничего необычного, потому что я проходил мимо. После письма от редактора я повторно написал Дмитрию Чернэ и спросил, есть ли возможность присутствовать на репетиции, объяснил, что пишу материал об особых людях, о том, как они существуют в пространстве театра. Дмитрий ответил мне через две минуты:

Сегодня в 15:00 мы репетируем в СПИД-центре на Сыромятнической. Приезжайте.

Меня встретили Дмитрий и Соня. Соня – волонтер центра, и сегодня у нее был первый рабочий день. Для нее, как и для меня, сегодня все было здесь впервые, и мне стало не так волнительно. Соне девятнадцать лет, она год прожила в Венеции, училась там на архитектора, но поняла, что не может без России, и вернулась на родину, где хочет найти свое дело, а главное – быть полезной людям. Сегодня Соня – своего рода помощник режиссера, наливает чай актерам, угощает их печеньем, помогает переодеться из уличной одежды в репетиционную. Дмитрий Чернэ предупредил меня, что сегодня будет не весь состав, только трое. Кто-то изолировался на даче и боится вируса, кто-то недавно сделал прививку и отходит от нее, кого-то не смогли привезти родители, а кто-то вообще уехал в отпуск.

В репетиционном зале меня встретила Вика.

«Привет! Меня зовут Денис. Я посижу на репетиции, ты не против?» – осторожно спросил ее. Она подошла ко мне на цыпочках, улыбнулась эльфийской улыбкой, протянула руку. Рука была холодной, но уверенной. «Меня зовут Вика, очень приятно». Снова улыбнулась.

Я не мог определить, сколько Вике лет, да и сама она запуталась в цифрах, когда я спросил ее об этом. Бестактный вопрос она восприняла с детской гордостью и сказала, что ей 23. Потом оказалось, что Вике 32 года, у нее синдром Уильямса, для которого как раз характерны такие эльфийские черты лица, широкий лоб, разлет бровей, неестественная и не сходящая с лица улыбка. У Вики задержка умственного развития, но я не могу сказать, что это так уж бросается в глаза. Пока мы ждали двух опаздывающих актеров, коллег Вики по сцене, она успела рассказать мне всю свою жизнь.

Меня поразил ее словарный запас, она могла витиевато выражаться, но все словесные формулы были клишированные, как будто заготовленные. Раньше она жила в Ясенево, а теперь они с мамой переехали на Кантемировскую, там как раз строят огромную эстакаду. Папа у Вики – детский хирург, мама – врач, но сейчас работает парикмахером на дому. Это она сделала Вике модную прическу во французском стиле, «под мальчика».

«Как я выгляжу? Тебе нравится?» – спросила Вика, а потом за время нашего разговора еще несколько раз повторила этот вопрос. Ее очень волнует внешний вид, она стесняется себя, переживает, что сегодня в метро поймала косой взгляд на себя.