Рассматриваю себя в зеркале, взмахиваю длинными белоснежными волосами, пересушенными из-за постоянных окрашиваний. Сожгла напрочь родной рыжеватый тон, чтобы угодить Русу, а он теперь ворчит, что я бледная, как моль. «Жирная откормленная моль», - так и сказал гадёныш. А еще его бесит, что теперь я везде теряю эти тоненькие белесые волосёнки, как после тяжелой лучевой болезни.
- Карина! - орет Рус из гостиной, ворчание продолжается. - У дочери ноги посмотри, скоро у нее, как у тебя, ляжки будут! Обрати внимание, пожалуйста.
- Нормальные у Дашули ноги! – нападками на дочку меня еще можно завести и пробить на эмоции. – Ей пять лет, немного пухлые ноги нормально для ребенка! Отстань от нее!
Иду разбираться. Даша выбегает навстречу пухленькими ножками первой. Цепляется за запястье по-обезьяньи, прячется за спину, выворачивая мне руку в обратную сторону. Дочь испуганно замирает, как суслик перед удавом, и не двигается. Чувствую, что почти не дышит. Белая сейчас, наверняка, как мертвец.
- Эй, Дашуньчик, - оборачиваюсь, сажусь рядом на корточки, – все нормально, золотце, папа неудачно пошутил. Сейчас проводим его на работу, и в садик с тобой начнем собираться.
Обнимаю свою любимую ляльку, глажу по «золотой» голове. Живое напоминание о моем родном цвете!
Дочка тихонько всхлипывает и начинает нервно чесать локоть. Буквально раздирать его ногтями.
- Не чеши, - перехватываю её ладошку. - Сейчас кремом помажем, если сильно зудит.
Смотрю на локоть Дашули. Она все-таки успела расцарапать одну корку до крови!
У дочери нейродермит – хроническое воспалительное заболевание кожи. Ей нужен постоянный уход и специальная диета, так что я не могу похудеть не потому что ленивая скотина, а потому что на себя и времени толком не остается!
- Разбаловала ребенка! – ворчит Рус, огибая нас. – Вечером поздно буду, не жди. Мужа перед работой поцеловать не желаешь?
Если честно, давно уже не желаю… Причем не только поцеловать! Но сейчас, как овца на заклание, послушно отпускаю дочку и иду к выходу, чтобы проводить Руслана на работу. В конце концов, он - наш единственный кормилец. Он платит за специализированный детский садик Дашули, куда вожу дочь на несколько часов, её лечение в санаториях, врачей, диетическое питание и дорогостоящие препараты от нейродермита. Хотя ничего из этого особо не помогает!
Рус сжимает меня, обвивает руками талию, как громадный питон, и душит в объятиях. Его холодные влажные губы касаются моих, и меня передергивает, как если бы неожиданно дотронулась до кровожадной хищной рептилии с мерзкой чешуйчатой кожей. Быстро отворачиваюсь, поцелуй мажет кожу щеки. Накатывает привычная смесь из отвращения, головокружения и тошноты. Краем глаза слежу за Дашей.
- Ты чего, принцесска? – Рус, как специально, сокращает набранную между нами дистанцию обратно. – Квёлая, вялая сегодня! Плохо спала? Может, сдадим Дашу в санаторий на выходные? Побудем вдвоем, только я и ты, как старые времена. Ты чуть расслабишься, приспустишь с лица маску матери-героини, побудешь только моей женой…
«А может я тебе сердце вырву, отошлю его полежать в санатории на пару дней, посмотрю, как без него будет, а?!» - бушую про себя.
Вслух, естественно, ничего не говорю. Расстаться с дочерью для меня – это как остаться без сердца.
- Не сейчас, - сердито проговариваю сквозь зубы, а следом надеваю привычную маску показного добродушия и любезности, которая помогает мне выживать все эти годы и окончательно не поехать кукухой: - Давай вернемся к вопросу через недельки две. Я как раз сброшу пару кило, посвежею, отдохну. Даша очень переживала, когда мы в прошлый раз оставили её одну на полтора дня.