– Бабушка…

Отвожу глаза. Собираюсь задать вопрос, на который она всегда злилась.

– А мой дед, он… Он что, обидел тебя? Ты ведь не зря так говоришь.

– Твой дед… Нет, Маш. Он таким не был. Но мы были богаты и жили в поселке для богачей, как и семья Марка, с которой мы были тогда очень дружны. Поэтому я и знаю, как они ведут себя со своими женами. И как презрительно смотрят на всех, кто ниже хотя бы в чем-то…

– Так дедушка…?

– Он работал с дедом Марка, ты ведь знаешь. А потом… Первые деньги, успех… Это все вскружило ему голову.

– Он… Обижал тебя?

– Нет, Маша. Не обижал. Твой дед был просто замечательным человеком.

– Тогда почему я никогда его не видела?

– Он изменил мне.

Бабушка поджимает губы и отворачивается к стене. Понимаю, что ей до сих пор больно от этого воспоминания.

– Изменил, а я не смогла простить. Запретила ему и близко появляться с нашим домом.

– И… Ты никогда его не видела больше?

– Нет, Маш. Никогда. Он еще несколько лет пытался меня вернуть, а потом… Потом перестал пытаться.

– Ты не против, если бы я с ним увиделась? Когда-нибудь?

– Уже поздно, дорогая. Твой дедушка умер. Он так и не женился, и…

– И? Ты жалеешь о том, что ушла от него?

– Я всю жизнь прожила одна, Маш. Всю жизнь. Потому что никогда больше не встретила и наполовину такого, как он. И… Скажу тебе правду. Я до сих пор его люблю. И всегда буду любить. Есть люди, которые как две половинки. Другим никем не заменишь.

– Но ты все же его не простила.

– Дурочкой потому что была. Молодой. Горячей. Думала, такое простить невозможно. Ушла сгоряча, ревела в подушку по ночам. Годами. А все равно не подпускала к себе. Не прощала. Слишком поздно я поняла, что человек может совершить ошибку. И что иногда нужно простить. Ради самой себя. Ради любви. Но… Было уже слишком поздно, Маш. Поэтому и говорю тебе. Цени своего Марка. Вы ведь точно как две половинки.

– Бабушка.

Я сжимаю ее руки, а самой хочется рыдать.

Но, конечно, я не могу ей признаться, что у нас с Марком точно та же история!

– Береги его, Маш. Береги то, что у вас есть.

Вздрагиваю, когда моего плеча касается крепкая рука.

Совсем не заметила, как Марк вошел.

– Я рад, что вы пришли в себя, Валентина Петровна. Вы очень сильно нас с Машей напугали.

– Спасибо тебе, Марк. За все, – бабушка сжимает его руку. – Я ведь знаю, что если бы не ты…

– Это все ерунда, – Марк передергивает плечами.

И я прекрасно вижу, что он вовсе не рисуется сейчас. По-настоящему волнуется и переживает. А еще ему неприятно, что его за такое благодарят.

– Главное, чтобы вам помогло. Но вы ведь у нас сильная, правда? Нам еще с вами танцевать, не забывайте.

– Прощу прощения, но я вынужден вас попросить закончить визит на сегодня, – за спиной Марка в палате появляется врач.

– Нам нужно провести еще несколько анализов и нужно побольше отдыхать моей выздоравливающей пациентке. Теперь можно будет с ней увидеться только завтра.

– До завтра, ба.

Целую ее в щеку, нехотя поднимаясь.

– Марк?

– Я приехал, как только смог. Прости, сейчас мне нужно сделать еще несколько звонков. Рад бы тебя отвести домой, но мне пришлось прервать важные переговоры. Меня все еще ждут, так что…

– Конечно, поезжай. И… Спасибо, Марк.

– Это все ерунда. Маш.

Он рывком прижимает меня к себе.

– Я правда беспокоюсь, ты же знаешь. Вы моя семья. Мои самые родные.

– Конечно.

Я киваю и быстро отстраняюсь.

Спускаюсь вниз, где меня уже ждет машина с Геннадием за рулем.

Быстро разворачиваюсь, поднимая глаза на окна бабушкиной палаты. Ее не видно, но все ее слова до сих пор звучат в ушах.

Больше не сопротивляюсь охране, которую приставил ко мне Марк.