Именно неадекватными, по-другому не могу назвать свою реакцию.

Делаю медленный успокаивающий вдох и облизываю нижнюю губу, качая головой в полнейшем недоумении.

Теперь мне понятно, почему моя машина пострадала больше, чем эта ходячая статуя Бога. В последний раз, когда я видела Глеба, его тело не напоминало гранитное воплощение Аполлона. Когда он успел так измениться?

Господи, это не имеет никакого значения. Он брат моего мужа. А я… я недотраханная женщина, которая напоминает собой пороховую бочку, готовую взорваться от малейшей провокации.

Шорох позади вырывает меня из мыслей.

— Это всего лишь блин, — ухмыляется Глеб. — Не стоит так расстраиваться.

Уставившись на деревянную поверхность, я выигрываю время и умоляю самообладание вернуться ко мне. Кажется, я все еще не могу ясно мыслить.

— М-м-м, — слышу гортанный удовлетворенный стон и, прикрыв глаза, проклинаю Глеба за этот звук. — Тебе вообще не стоит расстраиваться. Это лучший блин, который я когда-либо пробовал.

Засранец.

Поворачиваюсь и, прежде чем он успевает стащить с тарелки еще один блин, шлепаю его по руке и отодвигаю блюдо в сторону.

— Дождись, когда накрою на стол, — мой голос срывается на октаву выше, и я мысленно отчитываю себя, добавляя более сдержанно: — И надень на себя уже что-нибудь.

Нервно поправив волосы, прочищаю горло и наконец смотрю в темно-карие глаза Глеба, которого явно забавляет вся эта ситуация.

А я в полной мере могу оценить его внешность. Только что тут оценивать? Красивый американский мальчик. С копной густых черных волос и обворожительной белозубой улыбкой. Он всегда был таким. Разве что сейчас преуспел в мышечной массе. И тот факт, что на нем нет одежды, позволяет мне сполна убедиться в этом. Господи, да у него восемь чертовых кубиков! Уверена, по нему плачет не одно модельное агентство. Но нет, такое счастье свалилось мне на голову.

— Лена? — Глеб скалится, маша перед моим глазами ладонью. — Ты здесь?

Твою мать. Я опять засмотрелась на него? Ударьте меня кто-нибудь, пожалуйста.

— Да, прости, — опираюсь рукой на столешницу и вздергиваю подбородок, втягивая воздух носом. Но делаю это зря, потому что вместе с воздухом в легкие попадает и раскаленный запах его смуглой загорелой кожи и мятного геля для душа. — Так… что… ты там говорил?

Натягивая улыбку, быстро стучу ногтями по столешнице, с каждой секундой все больше и больше ощущая себя полной дурой. И все больше ерзая от дискомфорта под прицелом его нахальных жгучих карамельных глаз.

Его губы кривятся в однобокой ухмылке, после чего он кивает в такт невысказанным мыслям.

— Ты не слишком любезна для той, кто прокатила меня с утра на капоте.

Щелкнув языком, Глеб разворачивается и подходит к холодильнику, демонстрируя мне свою мускулистую спину, плечи и задницу, обтянутую одним полотенцем.

Но мое неугомонное либидо мгновенно притупляется, когда взгляд наконец цепляется за наливающиеся гематомы на плече и ребрах.

Господи… Чувство вины стремительно ползет вверх по позвоночнику к самой шее, оборачиваясь вокруг удушающей хваткой.

Прикрываю глаза и медленно выдыхаю, прежде чем снова посмотреть на Глеба, который невозмутимо повис на дверце холодильника.

Я могла его убить из-за своей невнимательности, а все потому, что села за руль в нервном состоянии. Чего, разумеется, не должна была делать.

— Я… — вздыхаю, потирая лоб ладонью. — Прости, мне жаль, что так вышло. Мне не следовало утром садиться за руль. Если нужно, могу завтра отвезти тебя…

— Забей.

Глеб захлопывает дверцу холодильника, после чего открывает бутылку молока и, запрокинув голову, принимается пить прямо, мать его, из горла.