— Ты бросаешь мне вызов?

Глеб делает еще глоток и ухмыляется гранатовыми, влажными от вина губами, которые мне внезапно захотелось облизать. Но я прикусываю себе язык за столь абсурдные мысли.

— Я не шучу, Глеб. — Прочистив горло, нервно приглаживаю волосы и продолжаю нарочито строгим тоном: — Заканчивай свои игры или переключись на кого-нибудь попроще. — Я указываю пальцем на себя, а потом на него: — Чтобы ты ни напридумывал себе, я в этом не участвую. Не нарывайся на грубость.

Глеб растягивает губы в широкой обаятельной улыбке и облокачивается рукой с бокалом о свое мощное бедро.

— А может, я люблю грубость. — В уголке его мужественного рта мелькает кончик языка, и я изо всех сил стараюсь не сжимать бедра, чтобы заглушить глупую реакцию своего тела. — И не притворяйся, что тебе это не нравится. — Он ухмыляется, похлопывая пальцем второй руки по своей щеке, а потом тычет им в меня: — Ложь тебе не к лицу.

— Заканчивай, Глеб.

— Я не могу.

Он ставит бокал на стол и спрыгивает с перил, вынуждая меня сделать два шага назад.

— А ты постарайся, — я горжусь собой, что голос не дрогнул, но это не спасает от напряжения, которое с каждой секундой растет между нами, пока Глеб изучает меня своими глазами цвета крепкого виски. — Глеб, я серьезно. Прекрати себя так вести, будто я свободная женщина.

— Нет, ты не свободная, — он надвигается на меня, и я интуитивно увеличиваю расстояние между нами. Мне не по себе от его близости. Я уже и забыла, когда мужчина вызывал во мне эмоции, которые заставляют сердцевину сжиматься от предвкушения чего-то запретного. — Но ты женщина, которая мне интересна.

Он делает еще шаг, и его железная грудь практически касается моей, вынуждая почувствовать, какими тугими стали мои соски под шелковой тканью сорочки.

И все же я нахожу в себе силы отвлечься от сладко томящего чувства внизу живота. Это все неправда. Это все вино и игра опьяненного воображения.

— Глеб. Я не знаю, что в твоей голове, но попрошу тебя соблюдать границы. Не ставь меня в неловкое положение. Мне это не нравится.

— А мне не нравится, что такая сложная, сильная и красивая женщина боится принять факт, что может быть интересна мужчинам.

— Глупости, — огрызаюсь я.

— Ты веришь в это, но на самом деле твоя неуверенность в себе делает тебя слепой. Ты даже не видишь, насколько безразлична моему брату.

Он снова попытался укусить меня, и на этот раз в моей ослабшей броне остались следы от его зубов. Я снова отступаю, но Глеб шаг за шагом преследует меня, пока я не ударяюсь лопатками о кирпичную стену. А в следующую секунду оказываюсь прижата к ней его сильной грудью.

— Да брось, Лена. Он даже не смотрит на тебя. Все, что он дает тебе, — унижение. Сколько ты еще будешь терпеть это?

Глеб наклоняется ниже, и я проглатываю тихий вздох, максимально вжимаясь в стену, будто это спасет меня от жара его тела.

— Будь смелой, Лена. Скажи мне, чего ты хочешь?

— Тебя это не касается, — пытаюсь укусить в ответ, но я знаю, что это жалкая попытка.

— Хочешь, я буду первым?

— Это лишнее, — шепчу я и упираюсь руками в его грудь, чтобы оттолкнуть. — Отойди, Глеб.

— Нет. Ты не хочешь этого. Хочешь, я скажу тебе, чего ты хочешь?

— Хватит, — прошу я рвано.

— Ты хочешь, чтобы я задрал эту чертову сорочку и трахнул тебя так, как не может сделать мой брат…

Звук пощечины обрывает его. Моя ладонь пульсирует и горит, а грудь вздымается от частых вздохов.

Глеб проводит ладонью по покрасневшей щеке, а потом делает тяжелый шаг и нависает надо мной. Я знаю, что,подняв руку на мужчину, можно получить в ответ. Но это не заставляет меня отступить или извиниться. Пощечина меньшее, что он заслужил.