– Ну и урод же ты, Гурский! – грубые слова слетают с моих губ.

– Ха, какая смелая нашлась! – ухмыляется Арина.

– А я вообще не с тобой разговариваю! Будешь вякать, когда я к тебе обращусь! Поняла?! – пронзаю мерзавку тяжёлым взглядом, да так, что спесь с её надменного лица слетает по щелчку пальца.

– Петенька, не позволяй хамке так со мной разговаривать, – щебечет Гурскому на ухо.

– Арина, подожди, пожалуйста, на кухне, – отстраняется от своей подружки, – я как-нибудь без твоей помощи сумею разобраться со своей бывшей.

– Петруша? – пытается что-то возразить, но Гурский не даёт ей вставить и слова.

– На кухню я сказал! – произносит строгим голосом.

Арина самодовольно хмыкает и, широко размахивая бёдрами, скрывается за дверью.

Сердце в очередной раз пронзает боль. Мерзавка знает, где кухня, и легко ориентируется в нашей квартире. Выходит, Гурский не отказывал себе в удовольствии и приводил любовницу прямо в нашу супружескую постель…

– Кира, прости, я не хотел, чтобы всё закончилось именно так, – садится на пуфик и хватается за волосы.

– Да, родной, я знаю. Ты уже говорил, что всё должно было пройти более экологично, – нахожу в себе силы немного съязвить.

– Иди сюда, – переводит взгляд с пола на меня и жестом зовёт поближе, – пожалуйста. Ты не представляешь, как мне сейчас больно.

Ему больно? Ему? Не мне, об которую только что неоднократно вытерли ноги, а именно ему? Мерзавцу, который привёл в дом любовницу?

Громко выдохнув, сокращаю разделяющее нас расстояние.

Громкий звон пощёчины разрывает повисшее на мгновение молчание.

– Заслужил, – произносит он, потирая красный отпечаток моей ладони на лице.

– Тебе ещё аукнется, Гурский. Вся та боль, которую вы со своей прошмандовкой причинили мне, вернётся к вам десятикратно. Я в этом уверена. Бумеранг рано или поздно долетит до каждого! – цежу сквозь зубы.

Думал, я буду реветь в три ручья? Думал, упаду в ноги и буду умолять не рушить семью? Нет! Я тоже умею показывать зубы!

– Я знаю, – отвечает абсолютно спокойным голосом, затем нервно поджимает губы и добавляет: – Аукнется, и ещё как, но главное, что ты… – обрывается на полуслове и спустя мгновение договаривает: – Ты, наконец, оставишь меня в покое!

Хочется плакать… Горький ком слёз встаёт посреди горла.

Как же больно. После пяти лет, казалось бы, счастливого брака в его глазах нет ни единой капли сожаления. Какой же он всё-таки жестокий!

– Прощай, Гурский! Боялся, что после развода я буду претендовать на имущество?! Бойся! Я найду толкового юриста и душу из тебя выверну! – ужасные слова словно на автомате срываются с моих губ.

Я никогда не была такой грубой. До сегодняшнего дня я ни разу в жизни не позволяла себе разговаривать с кем-то в подобной манере… Но иначе сейчас нельзя. Мерзавец давным-давно перешёл через красную черту. Он атакует, я должна защищаться!

– Удачи, – мерзкая ухмылка срывается с его губ, – только зря потеряешь время. Твоя подпись стоит, брачный контракт действует. Если бы ты родила, на худой конец была бы в положении, то могла претендовать на имущество, но, увы, – разводит руками.

С трудом сдерживаю подступающие слёзы. Нет! Я не позволю себе расплакаться на глазах у мерзавца! В моих глазах предатель не увидит ни боли, ни отчаяния!

– Собирай вещи. Сегодня же ты покинешь мой дом, – произносит на одном дыхании и после секундной паузы добавляет: – Прости.

«Прости», пожалуй, это немного не те слова, которые хочется услышать от мужа после того, как он фактически выгнал из дома.

На самом деле мне от предателя ничего не нужно. Про юриста я сказала, чтобы хоть как-то кольнуть в ответ. Ничего мне от мерзавца не надо! Пусть подавится! Пусть всё остаётся ему, раз он так хотел!