Дети смотрят мне вслед. Держатся за руки и перешептываются. Несмотря на разницу в возрасте они дружат и очень привязаны друг к другу… Может, потому, что у них один отец? Снова эта мысль не дает мне покоя.

- Мама, - сажусь на стул, закрываю лицо руками.

- Чаю сейчас тебе сделаю, - мама включает чайник. – Подходит к люльке, в которую уложила кроху. – Потрясающая малышка. Внучка моя.

- Да, - издаю булькающий звук.

- Что у тебя стряслось?

- Рома… Алена… - а дальше все, ни слова не могу сказать, задыхаюсь от рыданий.

- Он что ее к вам домой притащил? – в голосе мамы появляются нотки раздражения.

- Да…

- А я их предупреждала! – хлопает дверцей шкафчика. – Не могли встречаться на территории Алены. Что за дурацкая беспечность!

Новый шок. Удар в солнечное сплетение.

От шока даже перестаю плакать.

- Мама, ты знала о них?

- Угу, - бурчит, продолжает заваривать чай.

- Мама! - одно слово, пропитанное болью, непониманием и отчаянием.

Все. Горло саднит, там острые осколки моего лживого счастья, они режут и перекрывают доступ к кислороду.

Хочется так много прокричать, а я только закрываю и открываю рот, рыба, выброшенная на берег… и никто, ни один человек не поможет мне снова ощутить гостеприимство родной стихии.

- Не мамкай! Сопли вытри! – ставит передо мной чашку чая. Кладет одноразовые салфетки. – Раздуваешь трагедию, на пустом месте. Все живы здоровы. Доча вон загляденье, с нее пример бери, малая, а истерику не устраивает.

- Пустое место? – вскакиваю со стула, меня трясет так, что зубы отбивают чечетку. Холод предательства до костей пронизывает. – Мой муж и моя сестра! – не узнаю собственный голос, хриплый, треснутый, старческий.

- И что? – мать сохранят спокойствие. Ведет себя так, будто мы домашние дела обсуждаем. – Мужики гуляют все. А Ромка, вот скажи, что тебе не хватало? Дом – полная чаша. Муж, как к королеве относится. И заметь, деньги на продажных девок не тратит. Все в семью. Аленка вон терпит. Да, Лер, жизнь не идеальна. Так получилось.

- Ты слышишь, что несешь? – мотаю головой. Я отказываюсь это понимать. Это не может говорить моя мать.

- Сама виновата. Но Алена тебе простила. Бери пример с нее. И семью вашу она не разрушала. Довольствовалась крохами, редкими встречами, - поджимает губы и смотрит на меня с осуждением. Будто я отъявленная преступница.

- Виновата? Я?! – мне хочется закрыть матери рот. Больше ее не слышать. Но я продолжаю спускаться в ад, иду по острым лезвиям жуткой правды. Я должна пройти, обязана узнать. Слишком долго была слепой.

- Аленка первая познакомилась с Ромой. А ты бессовестно влезла, - тычет у меня пальцем перед носом.

- Я знала, что ты любишь ее больше, но чтобы настолько, - упираюсь лбом в стену.

Впиваюсь скрюченными пальцами в обои. Перед глазами сестра… муж… наша спальня… смятая простынь, которую шили на заказ для нас Ромой.

- Чушь! – фыркает. – И не порть мне обои, истеричка! Если успокоишься. Я попробую все уладить, успокою Ромку с Аленкой. Сможете в семейном кругу все обсудить.

Я всегда знала, мать души не чает в моей младшей сестре. Правду говорят, что от любимого человека и детей больше любят. А моего папу она не любила, мать это неоднократно подчеркивала.

Мой отец – декан, профессор, был уважаемым человеком, и старше матери на двадцать пять лет. Она, будучи студенткой, выскочила за него замуж, чтобы не возвращаться в деревню, зацепиться в городе. А когда мне было три годика, сердце моего папы остановилось.

Через два года мать вышла за Матвея, парня на семь лет младше нее. От него родила Аленку и до сих пор пылинки с мужа сдувает.