Когда я всхлипываю особенно громко, в дверях появляется доктор. Спешно вытираю слезы. Сейчас эта сволочь еще и злорадствовать начнет!

– Ты чего тут? – спрашивает, как всегда хмуро. Молчу. – Смотри, что нашел у порога. – торжественно и с улыбкой достает из-за спины контейнер с красной крышкой.

Когда до меня доходит, что там внутри, визжу так, что пугаю всех птиц на ближайшие пять километров.

Со всей ответственностью заявляю: я не трусиха! Совсем нет.

Просто когда в момент наибольшей уязвимости тебе под нос суют прыгающих мышек-полевок, пусть и в контейнере с крышкой, мозг как-то сам по себе переходит в аварийный режим, активируя сирену. Видимо, чтобы оглушить противника. И мне в принципе это удается. Мыши вжимаются в уголок, офигев от контузии. В их глазах читается искреннее сожаление, что они забрели не только на территорию дома, но и вообще поселка. Понятливые.

Мне тоже достается. Сердце колотится, подгоняя тело в сторону эвакуационного выхода, а вот на морде кареглазого наглеца расцветает ехидная улыбка. Впервые вижу, чтобы эта сволочь улыбалась. Неужели я настолько ему противна, что он меня собирается выкуривать из дома такими примитивными методами? Для чего тогда отправлял на мансарду и создавал видимость перемирия?

– Чего орешь? Они же безобидные. Смотри! – щедро встряхивает контейнер так, что несчастные зверушки делают сальто несколько раз.

– Они безобидные. А вот ты!.. – даже не могу подобрать цензурных слов к его поведению.

Слезы больше не текут. Злость быстро пожирает грусть и ностальгию. Ковер, пять минут назад казавшийся самым мягким в мире, раздражает, потому что пальцы тонут и путаются в его длинном ворсе. Ноги затекли от долгого сидения на полу в одной позе, но я все равно встаю, хоть и не с первого раза, чтобы отобрать у тирана контейнер с бедными мышками.

– Ты это куда собралась? – не сопротивляется и даже не удивляется. Он абсолютно спокоен, но перекрывает мне путь своей ручищей, опустив ее, как шлагбаум.

– Выпустить бедных мышек! – несмотря на свой протест, держу контейнер на вытянутых руках. Мало ли что.

– Вообще-то, я им уже имена дал, – звучит также равнодушно.

– Собирался и дальше мучить?

– Планировал кота накормить.

– Со всеми так поступаешь, кто подбирается к тебе поближе? – подхожу в упор. Провоцирую, но он не ведется. Вглядываюсь в его наглые глаза и пытаюсь там выискать хоть отголоски лжи. Или, наоборот, правды.

И нахожу все. Потому что мы слишком близко. Так близко, что я чувствую его дыхание на щеке и жар тела. Так близко, что он окутывает ароматом кожи с горчинкой цитруса и нагретым на солнце морем. Так близко, что я замечаю крохотные веснушки на его губах и тут же облизываю свои. Искры между нами покалывают кожу. Кажется, будто скоро начнется шторм. Его зрачки расширяются. Он шумно втягивает носом воздух и, кажется, уже готов напасть, но я делаю шаг назад.

Никому из нас это не нужно. Между нами и так слишком сложная ситуация, и не стоит ее ухудшать. Такие ошибки слишком дорого стоят.

– Я смотрю, ты уже разобралась с окном? – кивает на звездное небо на потолке и брошенный на диване пульт, а мне неожиданно становится неловко, что я здесь хозяйничала. В собственном доме! Так вывернуть ситуацию еще нужно постараться.

– Скажи, зачем это все? – он склоняет голову, будто не понимает. Но я объясню. Мне несложно. – Делать ремонт в чужом доме за свой счет, приводить все в порядок, сохранять чужие воспоминания? Или ты просто баб сюда планировал водить?– обвожу пальцем комнату.

– Зачем бы я тогда тебя сюда поселил? – возмущенно приподнимает бровь. – Не было цели кому-то что-то сохранять. Так вышло. Просто показалось, что это идеальное решение для этой комнаты.