– Та–ак, подожди секунду.

Юля потянулась за телефоном. Снова набрала Лебедеву, в итоге отправила ей голосовое с просьбой срочно позвонить. Отложила гаджет в сторону и вперила в меня полупьяный взгляд.

– Я серьезно, Ксюх. Ну что в твоем Леониде такого, чего нет в других мужиках? Он тебя использовал, пока ты была ему выгодна, а по сути – что ты из себя представляешь? Сидишь дома, как клуша… Без обид, окей? – киваю. Откровения пьяной подруги мне все более интересны. Пусть выскажет все, о чем молчит в трезвом уме. – Образования нет, – загибает пальцы. – Ладно, поправочка, пока нет. Денег в семью не приносишь. Экономишь на себе. Не спорь! – направляет в меня указательный палец, после чего мне приходится прикрыть рот и не выступать с возражениями. – Ты когда в последний раз шопилась? Жены твоего уровня каждый день в новом ходят, а ты?

– У меня хорошие вещи, брендовые! – оправдываюсь.

– И что? Они были актуальны два сезона назад, сейчас все поменялось. И вообще, современнее надо быть, наряды можно и посмелее носить. У тебя муж выглядит львом, а ты овечкой.

С натяжкой принимаю и это.

– Далее. Ксюх, ты красивая женщина, это факт, но! Красоту надо подчеркивать. Тряпками, бельем, йогой, – на последнем слове Юлька возвела глаза к потолку и сомкнула пальцы на обеих руках в кольцо, разведя руки в стороны. Как будто уже собралась медитировать.

Я же мысленно представляю, как сумма трат на «красоту» увеличивается с геометрической прогрессией. Моя совесть не позволяла столько тратить на себя. Я ведь знаю, как много и тяжело работает Лёня. Свободных денег нет.

– … А ты все для Лёнечки, все для него любимого, – вернулась из медитации Жданова. – Растворилась в быту, себя потеряла. Да–да, потеряла, не спорь. Только и умеешь, что дом до блеска драить, да жрать готовить. А, ну еще в кровати ублажать.

– Будто это какой–то огромный недостаток, – ворчу, признавая и это.

– Я тебе дело говорю, Ксюх. Разводись, отбирай половину у своего драгоценного Лёнечки. Вернешь свою квартиру из аренды, будет тебе и время на себя, и мужики нормальные.

– Не нужны мне мужики, – отмахиваюсь.

– Ладно, не надо мужика, заведи собаку. И назови ее Козел.

– Почему сразу Козел?

– А вот представь: гуляешь ты такая с собакой, кричишь ему: «Козел!», и все мужики на тебя оборачиваются.

Мы ржем аки кони на всю небольшую Юлькину квартиру. Пока наш смех не прерывают одновременные сообщения на наши оба телефона, что абонент «Лера» в сети. А затем раздается звонок на Юлькин телефон.

– О, Лерка, – глянув экран, обрадовалась Жданова. – Слышь, подруга, – с претензией заявляет в трубку. – У тебя совесть есть? … Что случилось? … У твоей лучшей подруги беда, а до тебя не дозвониться – вот что случилось! … У кого–кого. У тебя что, много лучших подруг? У Ксюхи нашей. Давай, дуй ко мне, у нас тут кос... конц… консилиум, вот.

10. 10. Сама виновата

10. Сама виновата

Лера приезжает через час.

Встречаем ее с Юлькой в коридорчике.

Первым делом Лебедева без слов сочувствующе обнимает меня, гладит по спине.

Потом проходит на кухню.

Выдвигаем стол на центр, чтобы места всем хватило.

– У меня полчаса. Важная встреча, – деловито сообщает Лера.

Заметно, что торопится и наши посиделки ее не привлекают.

– Оу, а это что у нас такое? – Юля нетрезвая, но глазастая. Заметила у Леры в ушах серьги с изумрудами. – Так это комплект? – с восхищением дотрагивается до мочки уха кончиком пальца.

– Ну… да, – Лера, повращав глазами, разрешает нам ощупать ее уши с новым украшением.

– Щедро, щедро, – цокает языком Жданова. – Следующим будет кольцо?

– Возможно… – Лебедева уходит от ответа. Достает из сумочки зеркальце и блеск для губ, мажет свой пухленький рот.