Она берет моё лицо в свои прохладные ладони и поднимает, заставляя взглянуть в свои глаза. Она пугается и даже от неожиданности немного отстраняется и закрывает одной рукой свои губы.

– Милая, что с тобой? Что случилось с твоими глазами?

Я высвобождаюсь и отвожу взгляд. Чувствуя, что сорвусь вот-вот, накрываюсь полностью одеялом и закрываюсь таким образом от мамы.

Не могу говорить, не уверена, что голос вернулся ко мне.

– М-м-милая, – слышу как дрожит её голос. Такой я её тоже никогда не видела и не слышала. – Твои глаза. . . они кроваво-алого цвета. Я. . . вызову скорую.

– Нет! – тут же реагирую.

Горло дерет и мне больно говорить, если я не вмешаюсь, она правда вызовет скорую и тогда вся правда раскроется, а я не смогу выдержать это. Я решила, что абсолютно никто и никогда не узнает, что было этой ночью.

– Мам, всё хорошо . . .

– Милая, ты что такое говоришь, ты . . .

– Мам, всё хорошо. Просто не спрашивай меня ни о чём.

– Лика . . .

– Я тебя умоляю, просто оставь меня сейчас одну. Я хочу ещё немного отдохнуть.

Не знаю, сколько она ещё так простояла, но в конце концов ушла. Я выглянула из под одеяла и увидела, как мама с опущенными плечами и головой выходит медленно. Я хотела броситься вслед, попросить прощения, но не могла. Не сейчас, но когда-нибудь я смогу сделать это, только бы дожить до этих дней в здравом уме.

Спустя некоторое время слышу, как мама с кем то тихо разговаривает у нас в квартире. Я начинаю ещё больше нервничать, потому что сейчас я от слова совсем не готова с кем-либо видеться и разговаривать. И пока я изводила себя этими мыслями в мою комнату постучали.

– Милая, ты уснула? . . Тут Марк пришёл, волнуется, говорит, что не уйдёт, пока не поговорит с тобой. . .

Я тут же вскочила, сердце неприятно заныло в груди. Хотела быстро закрыться на ключ, но меня опередили. В комнату вошел Марк.

Я конечно понимала, что эта встреча состоится в любом случае, но не сейчас. Господи, Боже мой, дай хотя бы время на передышку. У меня не было сил с ним ругаться, но внутри всё горело от одного его присутствия.

Выглядел испуганным и измученным, но мне его ни капельки не жаль.

Он сам виноват.

И в том, что случилось со мной, тоже он виноват.

Смотрю в его предательские глаза и во мне волна ярости поднимается с новой удвоенной силой. Как он вообще посмел ступить в мой дом после того, как предал, изменил?!

Мама не заходит, стоит в коридоре и нервно теребит свой кулон на цепочке.

– Где ты была? – спрашивает, нарушив долгое молчание. Не решается подойти, смотрит на меня с чувством сожаления и зажимает кулак в зубы. На его глазах вижу, что наворачиваются слёзы, вот только они сейчас уже не помогут. Ни мне, ни ему.

– Что же ты с нами сделал? . . Как ты смог? . . Я же тебя любила! – я тихо рыдаю, уставшие глаза горят огнем от боли и обиды.

Он стоит и тоже плачет, не отрывая свой взгляд от меня, точнее от того, что осталось от меня. Пожимает плечами и не находит слов, чтобы оправдаться.

– Я . . . я же дышать теперь не смогу, – хочу кричать во весь голос, но максимум, на что я способна это сиплые слова, которые слышны через раз. Сорванный голос больше не может терпеть издевательств, мне нужно время, чтобы восстановиться.

– Мне жаль . . . мне так жаль. . .

– Не подходи, не смей! – качаю головой в знак протеста. – Не после того, как ты был с другой. . . – последние слова еле выдавила, силы заканчивались. Ещё немного и я снова потеряю сознание.

– Малыш, я сожалею . . . Если бы можно было вернуть время назад, я бы никогда, слышишь, никогда . . . Дай нам шанс, один последний раз. Я прошу тебя, я умоляю тебя! Мы переживём всё это, только позволь быть рядом, я залечу все твои раны . . .