— Скорее в аду перемерзнут все котлы, чем я тебя прощу… Выпусти меня и езжай к своей Ире.

— Я с ней порвал. И уволил. Она мне не нужна, Лиль…

Прогнал любовницу? Удивительно… Неужели ему не захотелось найти утешения в ее грязных объятьях?

И даже уволил…

— …Я сдохну без тебя, Лиль, — продолжает опалять шепотом.

— А я не приду на твои похороны и дочь не пущу.

— Я очень перед тобой виноват. Что мне сделать, чтобы ты простила? — медленно убирает копну моих распущенных волос на плечо, оголяя шею. — Я тоскую по тебе.

— Не дави на жалость, тебе это не к лицу, Захар.

— И не пытаюсь. Я просто хочу открыться тебе, Лилька, рассказать, что чувствую… хотя бы раз.

— Мне это больше неинтересно, — холодно отрезаю, но сохранять контроль все труднее.

Мое сердце пропускает удар, когда муж задевает горячими губами мою кожу, скользит нежно дорожкой из поцелуев вверх по шее к мочке уха.

— Прекрати, — шепчу я в попытке отстраниться и борясь с мурашками, рассыпавшимися по коже от приятной ласки.

Суворов применяет запрещенный прием, зная, что шея — одна из эрогенных зон моего тела.

— Весна моя, я люблю тебя, слышишь? Только тебя… одну… всегда. — Кончиком языка прочерчивает влажный след вверх и ловит губами мою крохотную сережку. — Клубничка моя сладкая.

Прихватывает кожу на шее зубами, а я шиплю, словно кошка, и Захар тут же зализывает укус.

Уезжая из Модного дома за Аленкой, я не успела переодеться. На мне черное платье выше колен, но сейчас я бы предпочла джинсы. И тугой ремень, на котором бы висел амбарный замок. В платье я чувствую себя беззащитной перед Захаром. Такую вещь можно без усилий стянуть, задрать… да что угодно можно с ней сделать.

Муж ведет ладонью по животу к груди, осторожно сжимает ее. Мои щеки вспыхивают огнем, а в ушах звенит от подскочившего давления.

— Ты ненормальный, Суворов, — шиплю я, скребу ногтями дверь, которую он не дает мне открыть.

— Разве? Я делаю, как тебе нравится. Я умею быть и таким тоже, так ведь, моя маленькая королева?

Он нежно целует в висок и спускает руку на талию. Впечатывает меня в себя и одним ловким движением меняет наше положение так, что теперь он стоит спиной к двери. Продолжая удерживать, заводит руку мне под платье.

— Только попробуй, — дергаюсь. — Я убью тебя.

— Такой смертью сдохнуть в кайф, — тяжело хрипит Захар мне на ухо.

Он и правда ведет себя как обычно, не так, как в прошлый раз в его кабинете.

Не спеша покрывает поцелуями шею и водит по ней губами, пуская по коже дрожь.

Нежно тискает грудь, прижимая меня к себе локтем. А свободной рукой задирает платье и запускает пальцы между ног. Гладит, вызывая небольшое томление.

Мне надо время, чтобы разогреться как следует, но сейчас не то место и не та ситуация, и я сопротивляюсь, вырываюсь из его рук.

И не сразу до меня доходит, что трусь по твердому, как камень, паху мужа. Мои попытки освободиться и прекратить его грязные домогательства вызывают у Захара лишь одну реакцию:

— Пиздец… — говорит он сипло, сглатывает громко и толкается твердым пахом мне между ягодиц, трется, крепко прижимаясь, и сдавленно то ли рычит, то ли стонет: — У меня сейчас яйца лопнут, как хочу тебя, Лилька…

Он запускает руку мне под трусики и больше не сдерживает свою суть — берет меня сразу двумя пальцами, размазывая влагу возбуждения, и долбит меня сзади через одежду синхронно движению руки.

Меня бросает в жар от спонтанного и какого-то животного желания искусать Захара зло и страстно.

И я просто до паники пугаюсь того, что чувствую сейчас то же самое, что и Захар: если не кончу — лопну от возбуждения.

Это понимание всего на пару секунд сбивает и без того слабый контроль над предательским телом, и я постыдно капитулирую — кончаю: мокро, с протяжным не то стоном, не то всхлипом, который в последний момент закусываю вместе с губой до крови и мычу от сильнейшего наслаждения…