– Мы подобны врачу,– сказал Скоукрофт своим помощникам,– который, в общем, не может помочь, но должен быть верен клятве не причинять вреда. Практически любое наше слово может быть использовано либо той, либо другой стороной для нагнетания страстей.

С ним согласилась Кондолиза Райс:

– Нам незачем вкладывать в руки консервативных противников Горбачева палку, которой бы они нанесли ему удар.

То же самое подтвердил в разговоре со Скоукрофтом Роберт Блэкуилл:

– Разумеется, прогресс внутригосударственных реформ в наших интересах. Что тут скажешь, когда на пути встречаются ухабы, особенно такие опасные, как этот? Расхожие банальности ничего не изменят, разве что поднимут нам настроение.

В комнате для совещаний пресс-секретарь президента Марлин Фицуотер зачитал заявление, составленное Кондолизей Райс и одобренное Государственным департаментом: «Мы внимательно следим за развитием событий. И соболезнуем по поводу человеческих жертв, однако от дальнейших комментариев воздерживаемся».

Позже Фицуотер иронизировал:

– Слушай, Конди, я бы и сам мог сочинить такую штуку – сплошные общие фразы.

– Поверь, Марлин,– ответила она,– мы оба толком не знаем, что произошло. А когда обстановка настолько смутная и на улицах проливается кровь, будет мало проку, если мы станем читать проповеди или грозить пальцем.

В Тбилиси Звиад Гамсахурдиа – сын известного грузинского писателя и популярный борец за независимость – обвинил Буша в дьявольском сговоре с Горбачевым: в ответ на уступки с советской стороны Соединенные Штаты будут смотреть сквозь пальцы на неслыханную жестокость в подавлении республик.

Горбачев послал в Грузию Шеварднадзе, чтобы тот стабилизировал обстановку у себя на родине. Возмущенный, потрясенный и глубоко взволнованный подробностями случившегося, министр иностранных дел заявил своим соотечественникам:

– Вы уже не тот народ, какой был вчера. Я тоже изменился.

Ближайший помощник Шеварднадзе Сергей Тарасенко остался в Москве, чтобы следить за передачами «Голоса Америки» и сообщениями других западных средств массовой информации. Он позвонил своему шефу в Тбилиси и сказал, что американцы решили занять «непровокационную» позицию. Шеварднадзе был очень рад тому, что Буш и Бейкер проявили столь «тонкое понимание» стоявшей перед ним и Горбачевым дилеммы:

– Мы сидим здесь на бочке с порохом,– сказал он.– Она взорвется, стоит американцам высечь одну-две искры.

Шеварднадзе был раздосадован поведением Горбачева, отказавшегося потребовать от командования советскими вооруженными силами отчета об их роли в кровопролитии. Он пригрозил отставкой, но Горбачев уговорил его остаться.

Единственным представителем администрации, публично бичевавшим Кремль за кровавые события в Грузии, был вице-президент Соединенных Штатов. Во время поездки по Дальнему Востоку через три недели после случившегося Дэн Куэйл неоднократно повторял бездоказательное обвинение, выдвигаемое грузинской прессой: советские войска применяли ядовитый газ при разгоне демонстрации в Тбилиси.

Кое-кто из правительственных чиновников – как в Государственном департаменте, так и в Совете национальной безопасности – открестились от заявления Куэйла, сделанного «невпопад». Другие, в том числе заведующий канцелярией Белого дома Джон Сунуну, многозначительно улыбались: мол, вице-президент умело прикрывает правое крыло администрации.

– Куэйл играет роль жестокого полицейского в противовес доброму полицейскому Бушу,– сказал Сунуну.– А с этими ребятами в Москве нам надо побольше жестоких полицейских…

Если в Грузии лилась кровь, то в Польше преобразования совершались мирным путем. В январе президент польского государства – коммунист, генерал Войцех Ярузельский – снял официальный запрет с «Солидарности» – первого независимого профсоюза за «железным занавесом», возглавляемого Лехом Валенсой. Валенса и другие диссиденты сели за круглый стол Варшавского дворца вместе с официальными лицами Польши, чтобы договориться о преобразованиях в политической и экономической системах страны.