– Она – моя жена. И судить буду я, – чеканит Рид, затем бросает в меня такой взгляд, что я уже чувствую себя мертвой.

Он смотрит не больше секунды, но я сполна ощущаю все упреки и его ненависть ко мне. Отворачивается, как от прокаженной.

– Унесите ребенка и отдайте слугам, – командует он, и повитуха тут же уносит сверток с моим сыном.

– Нет! Пожалуйста! Умоляю, верните мне сына! – пытаюсь встать, потянуться к малышу, но оказываюсь такой беспомощной, что даже двинуться толком не могу.

– Не выводи меня еще больше! – рявкает дракон. – Завтра я решу твою судьбу.

Он уходит следом за повитухой со всей делегацией, а я остаюсь лежать на окровавленных простынях и беспомощно смотрю на наглухо захлопнутую дверь. Немые слезы топят глаза, а затем реву в голос до полного головокружения.

За что мне все это? Каких богов я разозлила, что они даже не позволили мне прижать своего ребенка к груди? Не позволили вдохнуть его запах, услышать его тихое дыхание? Внутри все разъедает шипящими углями.

Рид! Почему ты даже не попытался поверить мне?

– О боги! Госпожа! Вы себя так в могилу сведете, – вбегает в комнату повитуха.

– Где мой сын? – у меня только один вопрос.

– Под присмотром поварихи. Ее сестра недавно родила. Скоро прибудет в замок и накормит малыша, – говорит с такой заботой, что я опять плачу навзрыд. Уже от счастья, что мой малыш будет сыт и в тепле. А что еще нужно матери?

– Успокойтесь, Ваша Светлость. Вам нужны силы, – говорит она, подтягивая к себе тазы. – Я обработаю ваши раны, но душу залечить не смогу. Это вы сами должны это сделать. И должны быть сильной, чтобы бороться.

Смотрю на эту женщину в темно-сером платке, которую знаю не больше недели, но только ей есть сейчас до меня дело.

– Почему вы так добры ко мне? – не понимаю я.

Ведь то, в чем меня обвинили, предполагает осуждение вплоть до проклятий и плевков. Страшный грех, способный навлечь беду на целый род и земли, которыми этот род владеет.

– Я в повитухах не первый год. Разных матерей видала. И тех, кому дети нужны лишь для того, чтобы мужа удержать, и тех, кому они вовсе не нужны. Вы не такая, Ваша Светлость. Вы стискивали зубы и терпели то, что не каждому под силу, ради вашего еще не родившегося ребенка. Любовь матери к сыну сложно подделать, в отличие от всяких ритуалов, – говорит она, выжимая полотенца.

– Значит… вы верите мне?

Короткая улыбка и тепло, смешанное с болью в глазах.

– Мое слово ничто против фактов, которые есть у лекаря. И боюсь, древо раздора, которое он тут посадил, пустило очень глубокие корни.

– Чем я могу доказать, что невиновна? Помогите мне встать. Мне нужно поговорить с Ридом, – шепчу я ей, силюсь, но боль вновь укладывает на лопатки.

– Не спешите. Вам еще рано вставать. Роды были слишком тяжелыми. Это чудо, что вы оба остались живы. Благословение богов, – говорит она. – И к тому же. Вы уверены, что Его Светлость, станет вас слушать? Дайте ему подумать обо всем самому. Может, разум и просветлеет. Не лезьте на рожон. Будьте терпеливы, а я даю вам слово, что пока мне позволяют оставаться в замке, я буду присматривать за вашим малышом, как за своим.

Закусываю губу. Внутри такая буря, что не хватает слов, чтобы отблагодарить эту женщину, сжалившуюся над матерью. Трясу головой и зажимаю рот рукой, чтобы снова не расплакаться.

– Вот и славно, Ваша Светлость, – улыбается повитуха. – Как, кстати, решили назвать малыша?

– Дэриэл, – тихо шепчу ей.

– Какое красивое имя. Оно ему очень идет, – говорит женщина, стараясь отвлечь меня другими простыми разговорами.

Боги, вы жестоки и милостивы. Заставили меня пройти босиком по углям, но дали ту, кто поддержит за руку, чтобы не упала на колени. Чужую, малознакомую женщину, которая сейчас подставляет мне плечо вместо мужа, который отвернулся, поверив врагам. Мужа, который отвернулся еще раньше, впустив в нашу постель другую.