Сейчас от того чувства в душе остается только кислота, которая выедает мое сердце, оставляя после себя лишь горстку пепла…

Боль… она сковывает, но я четко понимаю, что я еще в шоке, что дальше, когда придет осознание, меня скрутит в агонии…

Все понимаю и не могу себя удержать. Выхожу из своего укрытия, и, кажется, что цокот моих каблучков раздается самым настоящим выстрелом.

Соколовский замирает, его плечи каменеют. Он еще не развернулся ко мне, но я на каком-то интуитивном уровне понимаю, что он почувствовал меня…

Сильный хищник. Резко разворачивается, и мы сталкиваемся взглядами. Глеб смотрит на меня так пронзительно, и мне больно становится, потому что я знаю каждую черточку его лица, помню, что у самой кромки волос на любу у него есть едва заметный шрам, а еще помню, что очень редко, когда Соколовский улыбается, у него в глазах будто смешинки вспыхивают.

Только вот сейчас ощущение, что я и не знала собственного мужа. Рассматриваю его, оценивая красоту твердых и резких черт, и осознаю, что передо мной чужой человек…

Предатель. Лжец.

Делаю еще один шаг по направлению к своему мужу и замираю, а он будто от шока в себя приходит.

– Элина… – выдыхает, и мое имя с его губ слетает выстрелом. – Что ты тут делаешь?!

– Что я здесь делаю?! – переспрашиваю и начинаю смеяться, это нервы.

Уж лучше бравада, чем слезы и истерика.

– Соколовский, тебе не кажется, что это мне впору задавать вопросы?!

Резко качает головой. Опять сканирует меня взглядом, явно желая понять? что я делаю в клинике? и вдруг до меня доходит, что муж еще не знает? кто привез его беременную любовницу в больницу, он не понял? что я в курсе всего.

Понимаю, что еще не поздно все переиграть. Есть шанс сказать Глебу, что я приходила на очередной прием к гинекологу, но…

Я не хочу. Я не такая, как он. Я не могу запятнать то, что в одночасье осталось от нашего брака, грязью лжи…

Пусть больно. Пусть невыносимо тяжко, но я бы никогда не смогла вот так, как Соколовский, лгать в глаза. И при этом держать себя как ни в чем не бывало…

Только вот я все равно не удерживаюсь и решаю зайти издалека, не раскрывая всех козырных карт, которые у меня на руках.

Поэтому я заглядываю в глаза Глеба, пытаюсь найти там хоть отголосок страха, смятения или боязни… но ничего не нахожу…

Интересно, сколько раз он вот так же смотрел на меня, а сам лгал в лицо… Видимо, практика большая…

Не знаю… еще сегодня мне казалось, что я самая счастливая женщина, думала, что муж меня любит, а на деле…

Отгоняю лишние мысли и делаю еще один шаг по направлению к мужу. Равняюсь с ним и чуть запрокидываю голову, чтобы иметь возможность смотреть Глебу прямо в глаза.

– Я думала, ты занят. Ты ведь мне так написал в сообщении, а ты вот в клинику примчался… на всех порах, вероятно, это и есть твои суперважные дела? – говорю с нажимом, но Глеб и бровью не ведет.

Он выжидает. Явно не хочет говорить лишнего слова, чтобы разобраться в ситуации. С таким самоконтролем муж мог бы быть отличным политиком или игроком в покер, который привык прятать свои эмоции от чужих глаз.

Глеб на мой выпад не отвечает. Игнорирует, продолжая, не мигая, смотреть на меня, и под этим взглядом я взрываюсь, в голосе проскальзывают истеричные нотки, когда я задаю свой вопрос:

– Как ты мог, Глеб?! Как ты мог так поступить со мной, с нами?! Как. Ты. Мог?!

Мне, наверное, нужно было сначала высказать ему, что я знаю, что его любовница беременна, что я та самая дура, которая привезла его изнемогающую пассию в больницу, что я та самая женщина, которая спасала жизнь их ребенку…

Но…

Я не могу.

Меня хватило лишь на эти несколько слов, и голос предательски дрогнул, а на глаза навернулись слезы.