Как назло в памяти всплывает образ сплетенных в страсти тел. Смуглая, блестящая от пота кожа, длинные взлетающие вверх локоны, сведенные судорогой наслаждения пальцы на бедрах моей сестры, запах чужой запретной страсти и громкие шлепки разгоряченных тел.

Тошнота подкатывает к горлу.

Мерзко, грязно, гадко. Очень гадко.

Закусываю губу до боли. Но это не помогает. Ноющая боль в груди становится нестерпимой, острой, разрывающей на куски.

Она меня предала, обманула. Я даже не знала, что Алсу уже не девушка. Она мне почти ничего о себе не рассказывала. Только сплетни с учебы, мелочи про подруг. И ничего о личном.

А может, Марат и был ее первым?

Горечь разливается по языку.

Мой Марат лишил девственности мою сестру. Алсу, а не меня.

И снова разгоряченные тела, шумное дыхание, последний рывок и судороги моего парня под моей сестрой, выгнувшаяся ему навстречу Алсу…

Резко сажусь в кровати. Горло сжимает спазм. Горечь усиливается.

Осторожно сползаю с кровати и ковыляю в сторону маленькой двери.

Едва успеваю добраться до унитаза, как меня выворачивает.

Сползаю на пол. Бледными пальцами до боли цепляюсь за стульчак. Спазмы снова и снова скручивают мое тело. Я почти и не ела сегодня – выходить нечему. Только желчь с водой.

Но спазмы не отпускают. Пустые, выматывающие спазмы.

Перед глазами все плывет. Опускаю тяжелую голову на руки и дышу через рот.

Вроде отпустило.

Надо вернуться на кровать. Но даже мысль об этом вызывает новый приступ тошноты и головокружения.

Я не дойду. Не смогу. Сплевываю вязкую слюну.

Пить. Так хочется пить.

Ночнушка липнет к покрывшемуся ледяным потом телу. Белоснежный кафель холодит. Тело бьет крупная дрожь.

Веки тяжелеют. Голова пульсирует болью.

С трудом удерживаю сознание.

Сквозь шум крови в ушах слышу шаги. Или мне это только кажется.

- Идем, девочка, - чьи-то горячие руки подхватывают меня.

Ужасно горячие, огненные. Кажется, что они оставят после себя глубокие ожоги, заставляют плавиться и зудеть кожу.

Легко, словно пушинку, они поднимают меня, прижимают к чему-то еще более горячему. Кладу на это озябшие ладошки. Хорошо, как же хорошо.

Осторожно покачиваясь, я парю. Меня куда-то несут. Кажется.

Сил нет, чтобы открыть глаза. Осторожно дышу через приоткрытые губы.

Боюсь нового приступа.

- Вот так, - меня укладывают обратно на кровать. – Давай посмотрим…

Знакомый голос. Только слишком тихий, взволнованный.

- Выпей, - моих губ касается прохладное стекло бокала.

Делаю жадный глоток, еще и еще. С трудом поднимаю руку и пытаюсь перехватить бокал. Делаю только хуже.

Вода выплескивается, заливает подбородок, стекает на шею, грудь, пропитывает ночнушку, неприятно холодит.

- Ты вся промокла, - голос не обвиняет, просто констатирует. – Подожди…

Легкие шаги, шорохи…

- Давай, осторожно.

Горячие руки забирают пустой бокал из моих рук, заставляют меня приподняться. Тонкая ситцевая сорочка скользит по моему телу. Не сразу понимаю, что происходит. Меня раздевают.

- Нет, - хмурюсь. – Не надо…

Пытаюсь вернуть на место тонкую ткань.

- Ты дрожишь, - шепчет голос. – Замерзла, ее надо поменять…

Смысл медленно доходит до меня. Сменить мокрую на сухую. Перестаю сопротивляться, но и сделать все самой сил нет.

Просто опускаю руки и позволяю ЕМУ сделать все самому.

Он осторожно комкает ткань, тянет ее вверх, случайно касается моей груди, отчего соски напрягаются.

Прохладный кондиционированный воздух обволакивает меня. Морщусь. Зябко передергиваю плечами.

Чувствую, как соски болезненно сжимаются, превращаясь в напряженные горошины.

На секунду в палате наступает тишина.

Пытаюсь открыть глаза, но все плывет, головокружение усиливается.