— Смотри, куда идёшь! — выпаливает мне чудом не сбившая меня незнакомка. — Чуть не задавила тебя, — в её голосе почти паника: неудивительно, наверняка перенервничала.

Заставляю себя выйти из оцепенения. Люди вокруг не виноваты, что у меня сегодня мир перевернулся. Причём той стороной, где сплошной мрак.

— Извини, — выдавливаю, тоже обращаясь на «ты».

Как ко мне — так и я. Всегда так было.

— Сейчас бы убила нахрен… — не успокаивается девушка, уже и не ко мне обращаясь, а просто вслух выплёскивая. Могу понять. Хотя самой и выплёскивать как будто нечего, всё внутри умерло просто. — Не задела хоть? — она напряжённо оглядывает меня, а машины нам уже гудят.

Мешаем им ехать по своим делам.

— Нет, всё в порядке, — поспешно говорю, бросив взгляд в ту сторону, откуда за мной гнался Гордей.

Впрочем, тут же отвожу — вдруг понимаю, что не выдержу, увидев его ещё раз. Аж страх окутывает. Нет, не смогу…

— Что случилось? — не удивлюсь, если я сейчас и со стороны сильно не в себе, потому что в голосе девушки обеспокоенность. — Кто-то гонится? Садись давай, — кивает на свою машину, когда нам гудят уже совсем громко и долго, сопровождая эти сигналы и словами.

Я даже не колеблюсь — просто залезаю в машину к незнакомке. Вообще наплевать, чем это может обернуться. И на чемодан где-то там во дворе ЖК, в котором мы жили с Гордеем, тоже наплевать. Я туда не вернусь. Он, возможно, ещё где-то там ходит… Даже если уже и не пытается догнать меня — иначе бы уже поравнялся — всё равно во дворе может быть. И даже не один, а с Виолеттой. Скорее всего, она за ним побежала и остановила от идеи догонять меня.

— Спасибо, — тихо говорю чуткой незнакомке, которая сразу выезжает.

И да, мне совершенно всё равно, куда. Причём, кажется, это тоже безошибочно улавливают без лишних слов.

А когда мы выезжаем за МКАД, меня вдруг прорывает. Я вдруг выпаливаю Эрике (так зовут чуть не сбившую меня девушку) всё, как есть. И про то, насколько любила Гордея и про то, как мы вместе с ним обсуждали нездоровую привязанность бывшей к нему, как к свадьбе готовились, а потом я обнаружила его с ней. Даже про ситуацию родителей и то умудряюсь рассказать. Сама не знаю, что на меня находит. Просто переполняет это всё настолько, что молчать не получается.

Эрика выслушивает, ухмыляется мрачно:

— М-да, засада. Все они одинаковые, — морщится, а потом вздыхает тяжело. А я и без того уже понимаю, что у неё свой опыт есть, ещё прежде чем слышу неохотное: — Мне вот тоже изменил не так давно, а всё в любви клялся. Так счастливы были…

Только и киваю, не зная, что тут сказать. Да и нечего, наверное. Просто переглядываемся понимающими сочувственно грустными взглядами.

Да уж… Некоторое время назад выражение: «Все они такие» меня скорее злило бы. Или смешило. Я бы в любом случае жалела несчастных, так думающих. Потому что была уверена в своём Гордее.

Дура.

Мы с Эрикой сидим в машине где-то на отшибе города, закусывая бургеры, которые купили по пути. Эта девушка явно привыкла питаться чем-то более качественным, но сейчас ей тоже хочется по-простецки, заедать тяжёлую тему калорийным и мясным, запивать довольно крепким кофе.

Некоторое время молчим, каждая о своём. Она наверняка вспоминает свою ситуацию, ну а я… Я даже боюсь снова погружаться в свою, даже после того, как выплеснула его. В клочья рвёт внутри. Колет так, что дышать нечем.

Зачем Гордей вообще выбежал за мной и так отчаянно звал? Резко осознал, что натворил?

Вот идиотка. Нафига об этом думать? Разве это хоть что-то изменит?

— Если я ещё раз его увижу… — прерывисто толкаю, не понимая, как ещё не рыдаю. Захлёбывалась слезами, когда он меня окликнул и убежала, а сейчас как будто и нет их. — Я просто умру.