— Да пошёл ты…

***

Я колесила по городу больше двух часов. Погода, словно в насмешку над моими планами, разразилась снегопадом. Но я упорно ездила от одного банкомата к другому и обчищала все карты Рубенского. Набралось порядка десяти штук баксов. Это лишь моральная компенсация. Одна сотая её часть.

Найти парковку — это квест навылет. В прощение за снегопад небеса смилостивились и подкинули местечко на отшибе.

Квартира была пустой. Квартиранты съехали ещё три месяца назад, и тут начался косметический ремонт. Никогда бы не подумала, что так своевременно. Я закатила чемодан в спальню, убрала сумку с наличкой и документами в шкаф. Вернулась на кухню. Чайник прятался в духовке. А чая вовсе не было. Сделала заказ в интернет-магазине, что развозит продукты до одиннадцати вечера. Стала ждать.

Реветь по-прежнему не хотелось. Пить тоже. Рубенской, давая мне карт-бланш, ни разу не набрал и не высказал за кредитки. Пожала плечами, глядя в чернильное небо со снежными мухами.

Развод так развод.

Обидно не было. Было… Пусто?

Вся идеальная картина мира рассыпалась, обнажив грязные материи. Я не знала, что дальше делать. Наверно, надо работу поискать, но это после Нового года. Отложенных на снегоход денег хватит на пару месяцев, а потом раздел имущества. Хотя что там делить. Я хорошая жена, потому что тупая. Миша оформлял на себя машину, квартиру, в которой мы жили, загородный дом и ещё две однушки в строящемся элитном комплексе. А мне с барского плеча подарил эту трешку. И то… Как подарил… Мои родители отдали нам свою старенькую двушку в панельке, а муж через год продал её и, добавив денег, купил эту. Конечно, оформил на меня. Ну и всё на этом. И несмотря на то, что все имущество совместно нажитое, я уверена, что муж подстраховался. Мне ничего не достанется.

Разобрав доставку, я навела себе чаю и, скинув простынь с дивана, уселась в угол.

— Ну не помрём, — заверила я собаку. — Не голубых кровей…

Потом вспомнила, сколько стоил собачий ребёнок рыжего окраса, и исправилась:

— Ну я так точно…

А через неделю, открыв дверь своими ключами, заявилась Олеся.

Медноволосая и вся какая-то солнечная, подруга олицетворяла божью кару, потому что раздвинула шторы, щёлкнула чайником на кухне и стала напевать: «Мне пох, пох… Тебя люблю, но веду себя…» Я накрылась подушкой, а сверху для надёжности одеялом.

— Алис, ты вообще меняешь эти треники? — она дёрнула меня за штанину, которая в процессе пряток оказалась снаружи постельного кокона. — Не удивлюсь, если ты ещё и в душ не сходила ни разу…

В душ я ходила. Дважды в день выбиралась на улицу, чтобы выгулять Ириску. Но на этом всё. Неделя слилась в непонятную череду из рассветов и закатов, одноразовой посуды и поганого кофе с ментоловыми сигаретами.

— Лидия позвонила вся нервная и истерично заявила, что ты покончила с собой, потому что Миша, вроде как, разводится, а про тебя не известно ничего уже неделю.

Лида, жена шефа бывшего мужа, была очень дружелюбной. На моём фоне — добрая фея: посочувствует, пожалеет. Олеся же работала юристом и иногда брала дела по металлургическому заводу, поэтому все мы были повязаны. И если с рыжеволосой бестией меня связывала школьная жизнь и дальнейшая дружба, то Лидия появилась недавно, но как-то удачно влилась в нашу компашку. И ничего странного, что подруга узнала о моём разводе от неё.

Диван промялся. Одеяло сдёрнули, и я не хуже графа Дракулы зашипела, но получила по зубам, то есть в зубы сунули бутерброд, а в руку чашку с чаем.

— И долго будешь страдать? — Олеся рассматривала меня с вниманием энтомолога, которому попалась новая бабочка. Грязная, с оторванными крыльями, но такая незнакомая. — Нам ещё твоего муженька обчищать… Я исковое составила, жду твоего слова.