- Пап, тебя отвезти или сам уедешь?

Мы обернулись и увидели стоящего в проеме сына. Очень высокого. С бугрящимися под тельняшкой мышцами и болезненно острым оскалом на некрасивом, злом лице. Это было страшно. Потому что впервые в жизни передо мной стоял не мальчик, не оболтус, не шалопай, которого выгнали из университета на последнем курсе и который сбежал в армию, чтобы что-то кому-то доказать.

Передо мной высился мужик. Настоящий и возможно единственный мужчина в нашем доме.

Савранский медленно убрал руки с моих плеч и пошел в сторону выхода:

- Сам справлюсь. Тома, Тооом, - прокричал он в комнату. Из дверей гостиной прошмыгнула тонкая, напуганная девочка. – Со мной поедешь?

Она кивнула и быстро стерла кулаком с лица слезы.

- Тогда пошли.

И муж снял с вешалки черное пальто.

Когда он захлопнул дверь, в доме стало пусто и тихо. Как на кладбище. Шатаясь, словно пьяная, я брела по коридору, спотыкалась, врезалась в углы.

Никита подхватил меня под локоть и повел в спальню, чтобы уложить на кровать.

- Да не волнуйся ты, помыкается с неделю и вернется, - басил он над самым ухом, - а мы не пустим. Мы к тому времени лишние комнаты корейским студентам сдадим. Бизнес напутим. Не вешай нос только, и не вздумай плакать.

- Хватит, - взмолилась я.

Сил на шутки не было. Сил на споры не было. Сил на страдания не было. Ничего не осталось, Савранский забрал все, и даже нашу дочь, а вместо любви к нему посадил мне в сердце черную, ядовитую, заражающую все живое, тьму.

Девочки, делить не стала, такие главы должны идти сплошняком, иначе одно мучение. С Новой недели переходим на график 5/2 Выходные понедельник пятница. Спасибо, что читаете, спачибо, что комментируете, вы невероятные.

В новой главе мы наконец узнаем мнение семей на тему развода и высплывут еще кое-какие секреты.

15. Глава 15

- Что значит, Тома с Кешей?

- То и значит. Папа с дочкой, дочка с папой, вместе с ними юная блядонимфа, что непонятного?

Непонятно было примерно все. Я пришла на семейный ужин за два часа до времени, чтобы помочь накрыть стол и поговорить. И где-то между нарезанием сельди в форшмак и перекладывания покупного хумуса в хрусталь, рассказала маме все события последней недели.

Она ожидаемо не прониклась проблемой.

Мама сняла и положила в сторону белый накрахмаленный фартук. Ему было лет десять, я помню, как дарила родительнице комплект на кухню. Скатерть, фартук, прихватка и полотенце. Все белое, других цветов мама не признавала. Все было в активном пользовании. И все осталось безупречным.

Пятна не приживались в жизни моей семьи. Ни на ткани. Ни на репутации.

- Что о вас подумают соседи? – в мамином голосе звенел металл.

- Они в отпуске, - повторила я за Кешей и постаралась перевести тему на безопасную, - ба, подай пожалуйста розеточки для оливок, я принесла такие вкусные оливки!

- Крошка, я бы с радостью, но кресло не проедет в столовую! Боря не хочет сделать вместо двери арочку…

Арочку… Хуярочку, бабуля!

Моя бабушка Сара прекрасно ходила, держала диету и планировала пережить всех нас вместе взятых. Но однажды сломав ногу, она познала прелести инвалидного кресла и теперь передвигалась исключительно сидя.

И кресло у нее было не абы какое, а с мотором, эффектом запоминания положения спины, резиновыми тракторными колесами, пультом управления, стразами, акустической системой, дым машиной и пахучей елочкой на лобовом стекле. А на прошлый Новый год бабушка обмотала подлокотники гирляндой и утверждала, что она Снегурочка на гастролях. И гастролировала исключительно из нашего дома в родительский, чем создавала всем неудобство. Зато повеселилась сама.