Меня качает из стороны в сторону. Перед глазами все плывет.

- Это мне в наказание за Марину…

Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Илья кладет руки на мои предплечья, поддерживая.

- Хорошо, что ты осознаешь свою вину, - безжалостно комментирует мою истерику мужчина.

Прячу лицо в ладонях, позволяя боли и страху выходить наружу со слезами.

Совсем себя не контролирую. Ноги подкашиваются, и я оседаю на пол.

Илья подхватывает. Раз, и я уже у него руках. Тело трясется от рыданий.

Ну за что это все моему малышу? Это же не он виноват…

Бормочу какой-то несвязный бред, пока Илья несет меня куда-то. То прошу у него прощения, то обвиняю во всех бедах.

Кажется, Илья пришел в нашу палату. Уселся со мной на руках на кровать.

Слышу шаги. В помещении есть еще кто-то. Илья хватает мою руку, разворачивая внутренней стороной вверх и мне что-то вкалывают.

Пожар внутренней агонии затухает, будто на него льют воду.

Рвущие душу чувства постепенно отступают, придавленные слабостью, и я чувствую, что проваливаюсь в черноту.

- Удивлен, что ты так сильно переживаешь, - слышу над собой голос Ильи.

Глаза уже не открыть. Так что я не вижу мужчину. Просто слышу его голос, и чувствую руки, продолжающие меня удерживать.

- Любая мать переживала бы так за своего ребенка, - с трудом выговариваю я. Язык заплетается.

- Не любая. Моя, например, была алкоголичкой. Ей было плевать жив я или сдох.

Сознание уплывает во мрак.

- Такие, как ты, всегда выживают… - не понимаю, произнесла ли я это вслух или только подумала.

- Такие, как ты, к сожалению, нет…

Когда я снова открываю глаза, Илья по-прежнему здесь. Сидит в кресле, рядом с кроватью.

- Операция закончилась, - сообщает он мне. – Все хорошо, Лера. Сын Коли будет жить, скоро его принесут тебе.

10. 10

Потягиваюсь в кровати, громко зевая. Пальчики ног вылезают из-под одеяла, и тут же мерзнут. Поджимаю их и быстро прячу обратно в тепло.

Наверно, сейчас раннее утро. Сквозь шторы в окно проникает солнечный свет. И один непоседа решил, что пора подкрепиться.

Я переложила Рому к себе в постель еще ночью, когда он просыпался, чтобы поесть. Так потом и заснули. Я оттащила его немного вверх и к стеночке, чтобы не задавить случайно, полюбовалась немного своей крошкой, и тоже провалилась в сладкий сон.

Так что теперь достаточно просто поцеловать пухлую нежную щечку, пристроить малыша поближе, оголить нужную часть тела и состыковать ее с требовательно открытым ротиком.

Смотрю, как сын ест, не отпуская от себя сонную негу. Если повезет, Ромка сейчас заснет еще на часок – другой. Тогда я смогу досмотреть теплый утренний сон. Укутываю нас двоих мягким одеялом поудобнее и снова зеваю.

После операции прошел месяц. И каждый день я по чуть-чуть выдыхаю напряжение. Вначале вообще спать не получалось.

Смотрела на сына всю ночь напролет, не в силах сомкнуть глаза. Не верила, что все обошлось. Всё позади. Все прошло хорошо.

Сейчас стало легче, конечно. Мысль о том, что угрозы для жизни сына больше нет, укладывается в моей голове очень постепенно. Словно нужно время, чтобы переключить режим.

Слышу за спиной скрип и испуганно дергаюсь. У нас с Ромкой тут же происходит расстыковка, грудь выскальзывает из детского ротика, и довольное причмокивание сменяется обиженным криком.

А я оборачиваюсь - хочу убедиться, что мне послышалось.

Вот только мне не послышалось. В кресле рядом с кроватью сидит Илья в халате. Он едва помещается между мягкими подлокотниками, обитыми бархатной тканью. Этот огромный человек не создан для такой мебели и смотрится здесь чужеродно.

Давно он здесь? Как долго смотрит?

Замираю в панике. Не могу понять, что делать. Потребовать уйти? Начать возмущаться?