Макар опять хочет покрасоваться “семьей”, показать супругу и ребенка и утвердить статус женатого мужика перед деловым партнером. Есть ли у меня возможность взбрыкнуть, отказаться и пусть он сам катится на этот ужин, на котором я совсем не хочу быть? Не желаю я играть счастливую курицу рядом с мерзавцем, но и идти против него — совсем не вариант.

Бабушка не раз говорила, что надо быть хитренькой, но хитрость не про меня. Я прямая, открытая и глупая. Да боже мой, мной и на работе коллеги пользовались. Кто задерживался и никогда не мог отказаться от сверхурочных задач? Я! Естественно, Макар посмотрел на тихую идиотку, которая вечно торчала на работе чуть ли не до ночи, и смекнул, что вот на этой овце и можно жениться. Идеальная кандидатка для его супруги, которая готова “рожать, варить борщи и любить его такого невероятного”.

— Золушка! — рявкаю я и в ярости кидаю чашку в стену.

Звон, осколки и легче не становится. Ни на капельку. Мне же теперь и осколки эти убирать, и лужи чая вытирать. Телефон у раковины требовательно вибрирует, и сжимаю кулаки. Я не готова слышать голос Макара, но это бабуля, которая без приветствий охает:

— Что у вас с Жанной произошло? Она рыдает навзрыд! Она сказала, что ты ее выгнала, Уля. И ударила.

У меня челюсть ползет вниз от услышанного.

— Ба…

— Я видела ее синяк.

— Какой синяк.

— На лице… Уля, вы же сестры. Так нельзя.

— Ба, она врет. Не била я ее…

Молчание, и я понимаю, что мне не верят. Жанна - хорошая актриса. Теперь я думаю, что никакого злого байкера и не было.

— Уля, и знаешь, попрекать деньгами родную сестру…

— Ба! Да врет она! — повышаю я голос. — Да она… — я замолкаю на полуслове.

Нет смысла сейчас оправдываться тем, что я застукала ее и Макара на кухне. Сейчас Жанна прикидывается жертвой, и, учитывая, как она меня обманула своими слезами, то и наша бабушка тоже ей поверит. И действительно ли она могла поставить себе синяк, чтобы меня демонизировать? Могла.

— Уля, так нельзя, — с тихим осуждением шепчет бабуля. — Ей сейчас тяжело. Да, она не всегда права, но ты должна быть мудрее. У тебя есть семья, муж и сын, а у нее никого.

Вот она и решила меня всего и лишить. Мужа, сына и бабули. Думается мне, она прекрасно поняла, что Макар не станет со мной вальсировать при разводе и не отпустит с Темой, если я решу уйти, и не просто так она облила меня помоями при уходе. Хлестнула по гордости в стремлении спровоцировать на побег в диких и неконтролируемых эмоциях. Вот гнида. Сама пугаюсь своей злобе и медленно выдыхаю.

— Уля…

— Что?

— Она же к тебе за помощью пришла, — причитает бабуля, и закрываю глаза. — Я же всегда вас учила, что нужно обиды прощать. Да, она, может быть, обижала тебя в детстве, но она же ребенком была. И ей было сложнее… Она же была старше и… — всхлипывает, — и для нее уход мамы был большим ударом… Теперь и ты отказываешься от нее, а ей очень нужна семья. Я уже старенькая, Уля, понимаешь…

— Если я и поставила ей синяк, то было за что, — едва слышно отзываюсь я. — Ты у нее лучше спроси, почему я так поступила.

— Она сказала, что ты в последнее время сама не своя. Скандалишь, на мужа набрасываешься…

— Вот как, — невесело хмыкаю я.

— И к Темочке отказываешься подходить…

Я не могу сдержать короткий смешок. Видимо, в жалобах Жанны я скинула на нее сына, дом и бегаю тут в послеродовой депрессии неадекватная и дикая истеричка.

— Уля, и кидаться подобными обвинениями…

— Какими? — сажусь за стол и подпираю лоб кулаком.

— Даже говорить о таком грешно.

— Ну ты намекни.

— Ты ведь сама знаешь.

— Нет.

— То, что она виды имеет на Макара. Тебе не стыдно?