– В вас нет ни капли сострадания. Вы очень жестокий человек, – не знаю зачем, но продолжаю разговор.

Слова срываются с губ и мне все равно, к каким последствиям они приведут. Хуже, чем есть, уже не будет. Мне нечего больше терять, кроме собственной жизни, которая в клетке истинного будет похожа на муку.

– А вы глупы. Лучше быть жестоким человеком при своем положении, чем добрым нищим, – бросает это с таким презрением, словно выше меня.

Хотя, так оно и есть. Я не благородных кровей, деревенская, необразованная, правильно Кондор определил мое место.

– Ступайте и не смейте творить глупости, юная леди. Вы всего лишь женщина, – тон мужчины настолько оскорбителен, но я терплю, не желая подтверждать его слова о некультурном поведении. – Радоваться должны, что вас в таком доме оставили. Многие мечтали стать супругой Лорда, а благодать на вас снизошла, и вы еще губы кривите!

Великие Драконы, да остановите же его. Это переходит все границы! Я наговорила много лишнего, признаю, но зачем он продолжает? Он ведь старше, мудрее. Немыслимая жестокость с его стороны. А если бы такое случилось с его дочерью, сестрой, племянницей? Тоже остался бы в стороне и позволил страдать?

Подхожу к двери и, взявшись за прохладную ручку, все же решаюсь сказать на прощание, сквозь ком в горле.

– В трудную минуту важно, чтобы кто-то протянул руку помощи, – слезы наворачиваются на глаза, но я держусь, даже голосом не даю понять, насколько мне плохо. – Очень надеюсь, Мистер Гланшестер, что ваша дочь будет истинно счастлива в браке и никогда не познает горечь предательства истинного и горе потери ребенка. Такое не пожелаешь и врагу.

Мужчине не нравятся мои слова, и пусть. Он не заботился о моих чувствах, думал лишь о своей шкуре. Жестокость во всей её красе.

– Лорд будет недоволен, когда узнает, что вы хотели у меня купить, – говорит на прощание, а мне уже все равно.

Клетка захлопнулась. Самой мне не выбраться. Только чудо поможет.

Ничего не отвечаю, выхожу из кабинета. Помощница доктора крутится рядом, расставляя по полочкам разные бутыльки, или пыль под ними протирает, не придала значение. У всех своя насыщенная жизнь, все радуются ей, а я бреду по улочкам города, душу в себе слезы.

Не знаю, идут ли за мной стражи, приставленные Кондором, едет ли карета по брусчатой дороге. Даже городской шум не долетает до слуха. Иду, словно в туманной дымке, в которой ничего не видно дальше вытянутой руки.

У торговых прилавков скандалят женщины, в конце улицы бегают маленькие дети, при виде которых щемит в груди. Невольно глажу живот. Там больше никого. Я одна. Совершенно одна.

– Дорога тебя ждет, – кто-то хватает меня за руку.

Звуки возвращаются, слышу всю какофонию, смотря на пожилую, скрюченную бабушку. Лицо старое, морщинистое, даже пугающее. Серые лохмотья говорят сами за себя и вызывают сочувствие.

– Гибель найдешь здесь. Нутро твое сдохло, и ты сдохнешь, – не подбирая слов, говорит мне ужасные вещи, от которых кровь закипает, голова начинает ужасно болеть.

Пытаюсь вырваться, но хватка женщины настолько крепка, что даже молодой и сильный мужчина позавидовать мог бы. Нутро… сдохло… Это она о моем сыночке? Нет, не может быть. Кроме лекаря, никто и не знал о беременности.

– Первое крыло спасет, второе укроет. Струсишь, тьма поглотит, откроет проход. Смерть вокруг тебя. Тьма с тобой. Все погибнут, каждый от твоей руки падет. Меченая ты, с тьмой повенчанная!

Великие Драконы, да что за ужас она говорит? Чувствую, как холодок проходится вдоль позвоночника.

Глаза женщины стеклянные, безжизненные, они полны безумия. Зловонный запах провоцирует тошноту, а страх лишает сил сопротивляться.